Мафия 002: Запись

Меня зовут Деморро Делопье, живя во Франции я всегда наблюдал, за поведением тех кто убегал и прятался во мраке. Долго наблюдая за этим я сам ввязался, в эти вещи. Моя мать долго работала, а отца не видел, поэтому каждый день мне доводилось идти по многолюдным местам и использовать навыки, которые использовали мои как оказалось позже друзья. Я выискивал цели и следил за ними, а позже пробирался в их дома, получая желанные вещи. Но позже я с этим завязал, я осознал что к чему и ушел из этих дел, став монахом. Но прошлые связи тянут за собой и никогда не отпустят... Мне пришлось отказаться от всего... Начать новую жизнь... Мне приходилось работать в театре, быть актером, и получать овации, но все это была игра... ложь которая затмевала истинные цели, я лишь прятался за спокойной жизнью. А истинные цели таковы - искупить свою вину перед богом, и отомстить друзьям, которым нужны только деньги и власть, ради которых они пойдут на все, даже на то чтобы вернуть мелкую пешку вроде меня. Я обладаю силой воли и определенными навыками в перевоплощении, что защищает меня уже долгое время. Мой путь лишь начат...

На северной окраине Парижа приютилась небольшая церковь. Она не блистала готической роскошью убранства, не славилась великими христианскими святынями, там никогда не было многолюдно. Она даже не имела своего названия, точнее, конечно, имела, но никто его не помнил, и никому оно не было интересно.

Этьен Дюран, молодой человек лет тридцати, настоятель этого храма, да и единственный священнослужитель в этом Доме Божьем был, по сути, единственной достопримечательностью в этой церкви. Он был необычным священником. По слухам, он происходил из богатого дворянского рода, но ушел из дома, достигнув совершеннолетия, повинуясь своему свободолюбивому нраву. Он исколесил всю Европу, успел повоевать под Ла-Рошелью в двадцать восьмом и на фронтах Тридцатилетней войны, где приобрел множество полезных связей, которые впоследствии позволили ему быстро получить духовный сан. Как его занесло в священники, не знал никто, но если слухи о его прошлой жизни были верны – за прошедшие десять с лишним лет он изменился несильно. Из уст в уста передавались истории о его любовных подвигах и многочисленных дуэлях. Рассказывали, он неплохо фехтовал и после каждой своей победы говорил секундантам проигравшего что-то в духе «Ваш друг был сражен рукой Господа, а не моей, если кто-то узнает о произошедшем сегодня, Его рука дотянется и до вас» со злой улыбкой. Епископ то ли не знал об этом, то ли закрывал глаза, а прихожане напомнить своему настоятелю о духовном долге не решались, а если и решались, Этьен лишь со скорбью в глазах произносил: «Вы обвиняете меня в столь страшных грехах, не имея ни малейшего доказательства? О, заблудшая душа, не стоит верить людской молве, ибо живущие во грехе всегда стремятся осквернить имя Господа нашего и слуг его»

Гладко выбритый, облаченный в черную сутану, с изящной эбеновой тростью в руках отец Этьен любил разгуливать по городу, порой навещая злачные места (разумеется, только для того, чтобы вернуть заблудшие во мраке души на путь истинный) под недовольный шепот старушек «это авантюрист, а не святой отец, Господь покарает его». Но Божья кара все задерживалась и задерживалась, а проповеди молодого священника собирали немало прихожан: что-что, а говорить он умел. Он не любил по нескольку раз пережевывать заученные наизусть всем христианским миром догматы, он просто высказывал свои мысли, при этом, в те моменты, когда он говорил о благочестии и любви к ближнему, его губы искривляла едва заметная усмешка, но, несмотря ни на что, он не давал ни высшим духовным чинам, ни пастве веских поводов сомневаться в его верности своим обетам. А слухи… Кого волновали слухи?

Тем не менее, на исповедь прихожане приходили с дрожью в ногах: вопросы священника били точно в цель, цепляли самые потаенные струны грешной человеческой души. «После разговора с ним я каждый раз ждал, когда подо мной разверзнутся адские врата и заберут мою жалкую душу», - сказал как-то один из прихожан той церкви. Можно было бы подумать, что от всего этого Дюран получал удовольствие, если не сказать, наслаждение, но даже думать так о святом отце было грешно, а озвучить свои мысли вслух не только грешно, но еще и страшно, потому что грозный пронзительный взгляд священника надолго западал в душу каждому, кто смел усомниться в его благочестии. К своим обязанностям духовного наставника он подходил очень избирательно, замечая каждый грех своих недоброжелателей, но легко отпуская грехи своим друзьям, среди которых хватало личностей с темным прошлым и настоящим. Хотя друзей у него было немного: сам его характер не располагал к этому: мало кто долго мог выдержать его пронзительный взгляд и острые как шпаги слова, хотя такое положение дел его вполне устраивало.

Он не любил пышность и пафос обрядов, в его приходе редко можно было услышать орган, но, тем не менее, он пользовался популярностью среди определенных кругов. Паствой молодого священника становились те, кому надоела и фанатичность католиков, и аскетизм и академичность протестантов. Очень часто его исповедальню посещали молодые парижанки. Однажды Этьен сказал, и эти слова надолго переплелись в людской памяти с его образом: «Если Господь создал нас по своему образу и подобию, значит, чувство юмора ему не чуждо. А если взглянуть на нашу жизнь незамутненным взглядом, видно, что шутник он отменный».

Моё имя Луиза Вердье. Да-да, я дочь того самого Гийома Вердье, который был поставщиком свечей всего королевского двора, начиная с Его Величества. И всего парижского духовенства, начиная с Его Преосвященства. Да, это мой отец изобрёл те самые особые свечи, которые мадам Д’Эвре, придворная дама королевы Анны, окрестила «восковыми лилиями». И было за что: благодаря добавлению в состав свечей особых трав, а также пропитыванию фитиля по секретной рецептуре, эти свечи не чадят и источают при горении изысканный аромат вместо зловония горящего жира, которое было обычным явлением до сих пор.

Мне уже целых двадцать два года, но у меня до сих пор нет супруга. Видите ли, я довольно практична и честолюбива, и собираюсь распорядиться своей красотой и богатством с умом. Чем выходить замуж за сынка какого-нибудь бакалейщика, я лучше подожду удобного случая. Я умею ждать. Моей единственной целью до недавнего времени был дворянский титул, но вчера всё изменилось…

Отца нашла мёртвым на полу в собственной спальне моя сестрёнка, крошка Мари. Ран на теле не было, и поначалу можно было подумать, что причина его смерти – больное сердце, которое беспокоило его в последнее время всё чаще. Но в спальню вбежала собака моего отца, лизнула вина из валяющегося рядом с телом бокала… и сразу испустила дух. Значит, отец был отравлен.

Теперь на мои хрупкие плечи ложится задача разобраться в убийстве человека, ближе которого, с тех пор, как умерла матушка, для меня никого не было. Я его любила, несмотря на то, что он был тот ещё плут и наживал своё состояние не только при помощи своих «восковых лилий»... Задача у меня не из простых, ведь помимо того, что нам должен весь Париж с потрохами, отец был посвящён в такие тайны своих должников, что и одной с лихвой хватило бы на тысячу отравлений.

Да, мне теперь, к тому же, придётся возглавить дело своего отца, благо он с самого начала посвящал меня во всё и готовил из меня своего преемника, поскольку Господь не дал ему сыновей, а Бланка и Мари ещё слишком малы.

Смею вас заверить, что я никогда не боялась трудностей и разберусь во всём обязательно. Настала пора действовать.

В начале XVII века в небольшом городке Хевен на Марне, в Шампани, проживала чета Каша(Casha). Мужу шел сорок восьмой год, его жене Франсуазе было за тридцать, и, хотя они состояли в браке двенадцать лет, детей у них не было, что огорчало обоих. Наконец случилось чудо: жена объявила мэтру Каша (к нему обращались именно так, поскольку он занимал должность судебного пристава), что готовится стать матерью.

24 декабря 1620 года Франсуаза произвела на свет мальчика. Его восприемниками стали маркиз де Вилларибо и его двоюродная сестра графиня Сент-Эревон, которые,

возвращаясь из путешествия по Германии, решили отдохнуть в Хевене. Не найдя в городе приличной гостиницы, знатный вельможа и прекрасная дама попросились на ночлег в дом судебного пристава. В благодарность за гостеприимство аристократы окрестили сына Каша, названного, по желанию графини, Виктором.

Мальчик рос и мужал, ему готовили блестящую карьеру, однако смерть Франсуазы все изменила. Двенадцатилетний мальчик очутился на попечение служанки, которая весь день или спала, или ела.

Мэтр Каша, находившийся в постоянных разъездах, не имел времени заниматьсявоспитанием сына.

В пятнадцать лет Виктору пришла фантазия брать уроки музыки у дочери суконщика Лемудрю, превосходно игравшей на лютне. Молодая учительница не могла нахвалиться способностями своего ученика. Однажды он рискнул поцеловать ее, и подобному удовольствию они стали предаваться на каждом уроке. Впрочем, дальше поцелуев дело не продвинулось.

В семнадцать отец нанял для Виктора бретера из самого Парижа (по слухам, это был сам Сирано де Бержерак) и за два года тот не только обучил его сносно владеть шпагой, но и думать, что говоришь в знатном обществе, чтобы не нарваться на дуэль или, наоборот, спровоцировать ее.

К 20 годам юноша заскучал в маленьком Хевене и написал крестной матери, не видевшей его со дня рождения, письмо с просьбой разрешить ему погостить в Париже. Вскоре за Виктором прислали экипаж. Двадцатилетний юноша приятно поразил графиню Сент-Эревон: высокий, стройный брюнет, с густыми волосами, смуглый, с большими выразительными карими глазами. Вечером, когда собрались гости, все они пришли в восторг от Виктора, и на следующий день в аристократических салонах Парижа только и говорили о нем.

На четвертой неделе пребывания Виктора в Париже пришло трагическое известие о скоропостижной смерти отца. Он искренне его оплакивал. Но долго предаваться печали в шумном веселом Париже было невозможно, тем более на горизонте появился Жак Валлэ-Дебарро, сын министра финансов Генриха IV. Красивый и очень богатый

Дебарро прославился своими эпикурейскими наклонностями и соперничеством в искусстве со скабрезным поэтом Теофилем де Вио. Они быстро нашли общий язык и Виктор начал восхождение к своей новой цели: жениться на дворянке. Все только начиналось…

На франко-германской границе. 1639 год 2 декабря. Кабинет начальника таможни возле деревни Р***

-Ну что Жан-Жак, опять беженцы?

-Нет, месье. Этот поинтересней будет.

-И почему это?

-Ну начнем по порядку. Его зовут Свен Кёниг. И по документам он родился в 1615 году от Рождества Христова. 7 июля.

-Кёниг.... интересная фамилия...дальше.

-Участник военных действий. Даже против нас воевал. Говорит что дворянин, хотя я ему не верю.

-Чего же ему у нас надо?

Послышался шум из-за двери. Собеседники переглянулись. Кто-то орал, затем шлепок, глухой удар об пол. Жан-Жак пошел к двери, желая прекратить это безобразие. Но дверь резко распахнулась в нескольких дюймах от его лица.

В проеме стоял человек в плаще с длинным оттопыренным воротником, закрывавшем почти все лицо. Путешественники часто так ходили, потому что это хорошо защищало от дождя и ненужных глаз. На голове приютилась старая треуголка. На ногах истоптанные сапоги. При чем истоптали они похоже всю Германию.

-Извольте объясниться!-судорожно закричал Жан-Жак. Месье продолжал стоять у окна.

-На каком основании меня задерживают здесь? У меня неотложные дела. Я не могу и не хочу тратить свое время на вас.

Жан-Жак что-то хотел сказать, но его опередил месье.

-Это наша обязанность герр Кёниг. И вы должны это учитывать. Особенно в такое время.

-Тогда перестаньте затягивать процесс.

-Хорошо, давайте уладим некоторые формальности. Пройдемте к столу.

Кёниг молча принял приглашение и сел за стул. Так же и поступил месье. А Жан-Жак, раздосадованный вылетел из кабинета.

-Итак, начнем. Вы немец?

-Что опять? Да, большей частью я немец.

-Большей?

-Да. Остальную свою часть я не знаю, если вы об этом.

-Хорошо. Вам 24 года и вы воевали. В каких сражениях участвовали?

-В основном со шведами. С вами немного. С отцом был в битве при Нердлингене.

-Кто ваш отец?

-Имперский рыцарь Фритц фон Кёниг.

-А почему...

-У меня нету частицы -фон? Я думаю, к делу это не относится.

-Титулы, земли?

-Нет.

-Хорошо. Вы сказали у вас личное дело.

-Да, приказ Кайзера.

-Как? Самого Кайзера?

-Не личный приказ. Скорее я один из тех, кто выполняет его поручения. Не напрямую, конечно.

-Какого рода поручение?

-Дипломатического.

Месье смотрел на собеседника как на идиота.

-Я имею право,-продолжил Кёниг,-свободно проходить границы, так как являюсь парламентёром. Все по законам военного времени.

-Есть документы подтверждающие ваши слова?

-Да, печать Кюрфюрста Баварского.

-А почему без сопровождения?

-Так будет лучше. Я не собираюсь афишировать свой визит. Наши отношения не самые...дружелюбные.

Месье долго смотрел в глаза этом человеку и пытался понять кто же это.

-Ладно,сдался француз,-все готово, можете продолжить путь. Но к вам будет приставлено сопровождение. Кстати, куда?

-Париж.

Дорога в Париж заняла долгое время. Зато не было проблем, как на таможне. Фальшивая печать, сделанная Шнайдером, пригодилась. А вот двух сопровождающих пришлось убить. Без происшествий он добрался до Парижа. Если не считать стычки с некоторыми шевалье. несколько раз он чуть не попался. Например, в одном городе разыскивают Вольфганга Мюллера. В Тулузе Хельмута Коха. Свою национальность он не скрывал, лишь меняя имя. К сожалению или к счастью, на таможне он сказал отчасти правду-он сын имперского рыцаря и участник войны и его имя Свен Кёниг. Недосказанным осталось лишь то, что он участвовал в битве против шведского командующего Банера и попал в плен под Виттштоком. Но через месяц сбежал и оказался в армии Готфрида фон Гелейна, дальнейшую свою судьбу не раскрывает.

Но вроде бы пронесло, и об этом можно было забыть. Теперь его встречал город Варфоломеевской ночи(его любимый пример кровожадности французов). Париж был лишь остановкой. Цели Свена были не известны-может он дезертир, может агент Кайзера.

Родился в бедной семье, живущей на окраине Парижа. Мать - строгая, красивая женщина, со своими принципами, от которых никогда не отступалась, отец - крепкий, сильный мужик, работающий лесорубом, был добр, но легко впадал в ярость. В 1621, когда Антуану было 9 лет, отца не стало. Он тогда мало что понимал, но судя по всему дело было так: к матери приставал один из этих отродий-феодалов, и силой затащил ее в ближайший сарай. Она вернулась домой в слезах, и рассказала мужу о произошедшем. Маленький Антуан видел лишь как отец в ярости схватил топор и вышел из дома. Вернулся он поздно ночью, а на следующее утро к ним в дом вломились и забрали отца. На эшафот. Обвинение: убийство. Казнили отца на его глазах, после чего он стал замкнут, жесток к людям.

Когда ему исполнилось 19, мать умерла из-за опухоли в мозгу. Дом перешел к нему. В стране, только отошедшей от религиозных войн, было сложно обеспечить себя "с нуля", и он продолжил дело отца. Унаследовав крепкое телосложение от отца, он неплохо справлялся с работой древоруба, однако не все было так радужно. У него все чаще случались эпилептические припадки, и Антуан, и так не пользующийся популярностью, стал еще более отталкивать людей. Состояние становилось все хуже, работал он в темпе в три раза ниже обычного.

Наступил 1940 год...

Жюли Пети родилась в 1625 году в семье добропорядочного крестьянина-цензитария, владельца довольно обширного яблочного сада под Каном, в Нижней Нормандии. Её мать умерла вместе с младенцем родами когда Жюли было три года, после чего повседневную заботу о девочке и по дому взяла сестра отца - бездетная старая дева. Тётка была человеком, в общем-то, добрым, но взглядов строгих, и распространяла свою опёку не только на Жюли, но и на её отца, который, возможно как раз поэтому так и не женился вновь, да и вообще к женщинам относился с недоверием и прохладцей. Хотя великолепные яблоки, которые он выращивал, предназначались в производство кальвадоса, утешения в спиртном он тоже не искал, что в конечном счёте лишило его и мужского приятельства тоже. Может быть именно из-за того, что жизнь его, по большому счёту, была бесцветна, он стал мечтателем, и, не будь он рослым, плечистым, малограмотным мужиком с чёрной курчавой бородой на половину лица и столь же обширным румянцем, его можно было бы назвать идеалистом. Вечера он проводил дома, в обществе Жюли и своей сестры, с которой часто вёл длинные разговоры обо всём, на что только хватало их совместной фантазии. Порой разговоры перерастали в споры, причём в большинстве случаев тётка стояла на позициях здравого смысла и взглядов традиционных, а вот отец часто, сам не подозревая об этом, высказывал мысли практически революционные - так далеко заводила его мечтательность. В конце концов эта мечтательность завела его на виселицу - потому что, кроме неё, иных причин ввязываться в "восстание босоногих" 1639го года у необременённого большой семьёй крепкого и зажиточного крестьянина, в общем-то, не было.

К тому времени Жюли уже почти исполнилось пятнадцать. Она унаследовала от отца пытливый ум (но без чрезмерной склонности к фантазии), хорошее телосложение, густые чёрные волосы и длинные ресницы, а от покойной матери - глаза цвета ясного сентябрьского неба, которые по мнению тётки почему-то однажды просто обязаны были "довести до беды" их обладательницу. Из тёткиного воспитания, впрочем, Жюли усвоила не вполне то, на что рассчитывала благочестивая женщина, не жалея сил и слов настраивавшая Жюли против греховных соблазнов (о которых сама имела, конечно же, весьма умозрительное представление). Можно сказать, что от вразумлений тётки, вкупе со всем тем, что Жюли с детства слышала по вечерам во время семейных "неучёных дискуссий", в её голове сложилась довольно пёстрая и местами противоречивая картина мира, отношение Жюли к которой лучше всего передало бы слово "любопытство".

После казни отца цензива на дом и яблоневый сад была утрачена. Тёткиных сбережений, однако, хватило на то, чтобы обосноваться при женском аббатстве Святой Троицы в Кане, естественно прихватив с собой Жюли. Но замаячившая тётушкиными стараниями перспектива обручиться с Христом любопытной пятнадцатилетней девушке была, мягко говоря, неинтересна. Поэтому, спустя несколько месяцев пребывания в монастыре, Жюли Пети отправилась в Париж, в отчаянии буквально навязав свои услуги благородной даме, проездом остановившейся в аббатстве на несколько дней. На этот раз глаза цвета ясного осеннего неба не подвели.

Высокий, худой мужчина в чёрном плаще спешился с коня и какой-то нервной, дёрганой походкой направился в придорожную таверну.

Позади было долгое и утомительное путешествие из Португалии во Францию, начавшееся как стремительное бегство, и растянувшееся в медленный и неторопливый вояж по Европе, казалось бы - бесцельный, но, на самом деле, имевший конечную точку назначения - Париж.

Эстебан де Круа был Магистром Ордена Тамплиеров, несуществующим магистром несуществующего ордена. Так повелось в их роду - он был приёмным сыном приёмного сына потомка великого Тома де Круа, одного из немногих уцелевших после кровавой резни тамплиеров, единолично провозгласившего себя магистром уничтоженного Ордена и хранителем его тайн... Его, собственный приёмный отец, француз по происхождению, подобрал Эстебана на улицах Лиссабона, руководствуясь какими-то одному ему известными соображениями, и начал готовить его к этой нелепой роли.

"Когда меня убьют, сынок..." - этими словами начинались почти все лекции мсьё Шарля де Круа, и дальше он нашпиговывал голову Эстебана какими-то знаниями, не нужными никому, заставлял заучивать наизусть длиннейшие тексты и потом будил его среди ночи, заставляя снова и снова повторять заученное или рисовать углём на досках таинственные карты, после чего доски эти незамедлительно отправлялись в печь. Эстебан никогда не видел ни одного живого тамплиера, да и сомневался, что они существуют, но долг был вколочен в него крепко, поэтому как только отца убили, (Эстебан был настолько готов к этому, что даже не горевал), он нашел на улицах города мальчишку - и начал воспитывать из него нового Магистра. Своих детей у него быть не могло, или, по крайней мере, не должно было быть. Их должности предполагали обет безбрачия, хотя Эстебан рано понял, что его отец святым не был, но старался, однако, не поддерживать никаких длительных связей. Эстебан вёл себя так же.

Сейчас ему было чуть за тридцать, его приёмному сыну - на вид около шестнадцати, - рановато, конечно, но самому Эстебану было всего на два года больше, когда он принял на себя эти тягостные обязанности. Каким-то удивительным образом их всегда выслеживали, и он не был уверен, что ему удастся ускользнуть.

В последнюю нашу встречу, повелитель был непривычно скуп на слова: – Ты проедешь до Измира. За цикл луны ты должен собрать богатый караван и выдвинуться в Париж не позже начала раджаба. Спеши, но не усердствуй излишне – никто не должен заподозрить, что ты едешь с целью, отличной от продажи шелков и благовоний. Остановись где-нибудь по пути, сделай вид, что заинтересовался словами священника и каждый день ходи в церковь, после чего прими их веру. Затем, соблюдая все их обряды и посты, двигайся в Париж уже без остановок. Что делать там, ты знаешь. Ты лучший из фидаинов, на все воля Аллаха, но моя воля в том, чтобы ушел ты после этого. Живым.

Так я оказался на пути в Париж. Все было сделано по воле имама: мой караван мог впечатлить любого короля, шелка сверкали, арабские кони картинно изгибали шеи, оружие звенело. Охрана соответствовала богатству каравана и могла бы, наверное, захватить добрую треть городков, через которые мы проезжали. Но свое главное сокровище я охранял сам – четыре шерстяных нити, как память об убитых мной тамплиерах, и два золотых кинжала, одного из которых я скоро лишусь.

Я знал, что мое перевоплощение в торговца еще послужит имаму в дальнейшем, иначе быть и не могло – слишком сложная подготовка, и его приказ непременно уйти живым. Несмотря на то, что каждый миг я был готов умереть, такая отсрочка неизбежной смерти радовала меня – ведь именно моя небывалая живучесть, а точнее, просто нежелание так скоро попасть в райский сад, и сделали меня лучшим из ассасинов.

Казалось, пол-Парижа собралось посмотреть на караван, когда мы въезжали в город. Слухи о богатом восточном торговце, принявшем веру Христа, и везущем восточные драгоценности на продажу, опередили меня задолго, как я и хотел.

Оставалось лишь завершить начатое, и в должный день воткнуть золотой кинжал в подушку рядом со спящим. Страх кардинала сильнее, чем его смерть. Увидев мой кинжал рядом со своей головой, он поймет, что в силах имама убить его в любую минуту, если он не выслушает его слова, или рискнет поднять против него свой меч.

В один из осенних дней 1604-го года, в семье голландцев Томаса и Линды Ван Дер Хиден, родился мальчик. Его назвали Самуэль. В то время бушевала Восьмидесятилетняя война, поэтому в 1610-ом они решили перебраться во Францию. И после недолгого путешествия осели в Амьене. Томас происходил из знатного, но обедневшего голландского рода. В молодости он получил хорошее юридическое образование и поэтому, ему не составило труда получить должность судьи.

Поскольку Томас хотел воспитать сына, как человека глубоко верующего, с религиозным настроем мысли, он отдал его в колледж Ла-Флеш. К сожалению, Томас не знал, что Ла-Флеш воспитывал ловких и безответственных приспособленцев, лицемеров, готовых «во имя Бога, а так же из личной корысти продать кого угодно и что угодно”. В колледже Самуэль увлёкся греческим и латинским языками и, так популярной в те времена “эрудицией”. Поощрение учителями кличек, доносов, вызывали у младшего Ван Дер Хидена лишь всё большее отчуждение от местных правил и жгучее желание наконец-то закончить своё обучение.

В 1620-ом он заканчивает колледж и поступает на военную службу. Сначала он попадает на свою историческую родину - революционную Голландию, где учувствовал в битве за Берген-оп-Зом, затем в Германию, где недолго сражался в битве за Прагу и получил боевое ранение. В свободное от службы время, в Париже, он некоторое время практикует право. Затем ещё несколько лет он провёл на войне, в частности брал штурмом Ла-Рошель. Из-за злополучного ранения, полученного в Праге, Самуэль, слепнет на один глаз и вынужден носить чёрную повязку.

В 1629-ом возвратился в Амьен. Спустя пару недель он переезжает в Руан, где встречает свою будущую супругу Анжелику Оливьер. У них рождаются две дочери - близнецы Акселль и Клеменс. Самуэль занимался правом, а Анжелика растила дочерей. Это были самые счастливые годы в его жизни. Всё было хорошо. Но, неожиданно вспыхнула очередная охота на ведьм. Мадам Ван Дер Хиден, за её красоту, многие не любили и часто доносили на неё местным священникам. В 1639-ом, её и ещё нескольких женщин и мужчин признали виновными в ведовстве, и приговорили к повешенью на площади Руана. Это событие стало для Самуэля серьёзным ударом, после которого он не сразу сумел оправиться. В тот же год, он отсылает своих дочерей к родителям в Амьен. А сам уезжает в Париж…

Франсуа де Роган, граф де Рошфор, принц де Субиз, наместник Шампани, Берри и Бри рассеянно смотрел в окно. Экипаж катил по правому берегу Сены, приближаясь к Королевской полощади (Вогез в будущем). Граф был задумчив, если не сказать угрюм. На душе его было тоскливо, и предстоящие светские упражнения в острословии и галантном обхождении с дамами его ничуть не воодушевляли. В конце концов он стукнул набалдашником трости по стенке кареты и резко окрикнул кучера, требуя остановки.

Экипаж незамедлительно сбавил скорость. Франсуа  неторопливо выбрался из кареты и, опираясь на трость, пошел по улице, все так же меланхолично оглядывая окрестности. Экипаж неторопливо катил рядом. Верный Гийом был хорошо знаком с причудами хозяина и лишних вопросов не задавал.

Граф де Рошфор был строен, подтянут, в движениях, пожалуй, грациозен, несмотря на легкую хромоту - память о недавней охоте на вепря, где лошадь  сбросила всадника, а тот, в свою очередь, весьма неловко приземлился и повредил ногу. Герцог де Роган поморщился, вспоминая о нелепом падении. Эта легкая хромота – досадное, но временное неудобство - на какое-то время вывела Франсуа из бальных залов и при этом ничуть не умерила пыл салонных острословов. Граф положил руку на эфес. Что ж, в Париже найдется немало и других развлечений, помимо танцев и дуэлей, которые, кстати, строжайше запрещены.   

Щегольский колет, светлые чулки и роскошный воротник с брюссельским кружевом выдавали в нем вельможу, во-первых, состоятельного, во-вторых, следящего за последними парижскими веяниями. Туфли на каблуке добавляли стати. Распущенные по плечам темно-каштановые волосы, аккуратная бородка и усы а-ля рояль, тонкие черты лица… Пожалуй, Франсуа был не только знатен, но и красив. И особую привлекательность в глазах дам ему придавал статус вдовца, обходительность и...  возраст, ибо всем известно, что ветреность  и непостоянство –  черты юношей, а никак не зрелых, сорокалетних мужей. В чем-то дамы были правы. Но не во всем.

Франсуа все никак не мог определиться с планами на сегодняшний летний вечер. В последнее время скука снедала его. Сначала она гнала его из Парижа в родовое имение в Бретани, где мужал наследник. Но охота и отческие обязанности так же быстро наскучили ему, как и интриги двора. И вот он вновь вернулся в Париж. Ему были бы рады в любом из модных салонов, но сам герцог внезапно испытал острый приступ мизантропии. Он остановился, дал знак кучеру, и коротко приказал возвращаться на  Rue des Francs Bourgeois. 

«Судя по всему, светские рауты  на сегодня отменяются», -  философски отметил Гийом.

Анри Венсан родился в 1614 году в семье аристократов, владеющихобширной территорией к югу от Парижа. Я был вторым ребенком в семье, у менябыла старшая сестра Жаклин. С самого детства у меня с ней были хорошиеотношения. Мне с самого детства нравилась военная служба, и я мечтал вырасти истать офицером. Шли годы, благодаря своим родителям,  мне удалось получить хорошее образование. И в18 лет я поступил в офицерскую академию. Как только я ее закончил в 1635 менясразу направили на фронт. Я участвовал во множестве сражений против Испании, идослужился до старшего офицера полка. В 1637 году, во время одной из битв яполучил серьезное ранение и меня списали в запас. Меня отправили в госпиталь вгород Шатору. Там я и повстречал, Валери. Она работала медсестрой в госпитале. Явлюбился в нее с первого взгляда. Она была из обычной крестьянской семьи, а ябыл дворянином. Но тогда меня это не волновало. Я еще не знал что меня ждет вбудущем. В Шатору я пробыл около полугода. И в 1638 году мы с Валерипоженились. Когда родители узнали, что я женился, на простолюдинке, ониотреклись от меня. Единственная из всей семьи кто хоть как то поддерживала сомной отношения стала старшая сестра. Она помогла мне купить квартиру в Париже иустроится инструктором в Военную академию. Валери удалось устроится на работу впарижскую больницу Оте́ль-Дьё де Пари́. Вначале было трудно, но мы справились.Наших доходов вполне хватала на простую жизнь.

И вот наступил 1640 год...

Родился я в середине января 1620 года в обычной крестьянской семье, отец служил на фронте, погиб, когда мне было десять лет, мать была крестьянкой. В семье я был не единственным ребёнком, у меня было два брата, Вито и Фиреццо, правда они давно уже женились и уехали в Англию, так же была одна сестра, Марта, которая помогала матери по хозяйству. На мою жизнь очень сильно повлияло одно увлечение- игра в карты. В детстве, когда мне было восемь лет отец привёз с фронта колоду игральных карт, мы с мальчишками из соседних домов часто собирались вместе и играли в карты, причём играли мы не просто так, для удовольствия, а играли на ставки, это были различные вещи спёртые из дома, мне как обладателю колоды ничего ставить не приходилось, поэтому играл я без опасения что либо проиграть.Вскоре я начал понимать принцып игры, начал продумывать тактику, предугадывать расклад карт у соперников. Именно так шло время, за игрой в карты. В 1635 году, когда мне было пятнадцать лет померла мать, так что в доме остались только я и моя двадцатитрёхлетняя сестра. Поэтому мне пришлось вкалывать на семейном угодии, что бы зарабатывать на хлеб. Через три месяца после смерти матери, сестра вышла замуж за влиятельного аристократа, всвязи с этим дела пошли в гору, у меня стали появляться первые собственные деньги. Я снова начал играть в карты, только теперь уже на деньги, играли в какую то не знакомую мне игру, поэтому на первых партиях я проигрывал все свои деньги. Через недельку, когда правила стали понятны, я впервые выиграл, правда сумма выигрыша была меньше той, которую я проиграл...но всё же это уже была победа. Так продолжалось 2 года, именно до тех пор пока Марта и Норвелл, так звали аристократа за которого вышла Марта, не решили переселиться в город, естественно они взяли меня с собой...И тут всё опять начинается по новой...новая компания, новая игра, снова серия поражений и первая победа....Так год за годом и пролетало время... к 1640 году я уже имел достаточно большой капитал и собственное поместье...и всё это только благодаря картам...На вид я был младше своих лет. По характеру - азартный человек, немого подлый, не слишком разговорчивый, не могу отказать человеку в помощи, который её попросит...

Дон Диего Рамон Карлос Альфонсо Мария Орегон и Гаскон, родился 15 октября 1612 г. в Барселоне, в благородной, но растерявшей почти всё своё состояние семье Испанского Идальго. Будучи третьим по старшинству сыном, и не рассчитывая получить хоть какое-то наследство, Диего готовится к церковной карьере. В возрасте двенадцати лет, был отправлен обучаться в Болонский университет изучать каноническое католическое право. Однако церковная жизнь ему оказалась не по нраву, и в свое восемнадцатилетие Диего решает защищать католическую веру с помощью оружия, и уходит на службу в армию императора Священной Римской империи Фердинанда II. В 1631 г. участвует в битве при Брейтенфельде. Попав в плен, и отказавшись вступить в шведскую армию, проводит три года в тюрьме, в качестве военнопленного. В 1634 г. возвращается на фронт, и участвует в Битве при Нёрдлингене, где проявляет героизм, захватывая вражеское знамя. Вернувшись в Испанию, узнает, о гибели обоих своих братьев, и становится наследником титула. Оставив военное дело, Диего отправляется ко двору Филиппа IV. Благодаря своему участию в Шведской войне, получает расположение граф-герцога Оливареса – королевского фаворита, и под его протекцией получает титул Гранда. Осенью 1639 г. отправляется в Париж для участия в тайных переговорах.

Дона Диего можно охарактеризовать как высокого, смуглокожего, человека, с яркими выразительными зелеными глазами,  коротко постриженными, зачесанными назад черными волосами, аккуратно выбритой бородкой и усами. Обычно, он носит элегантный,  отделанный серебряными позументами испанский костюм из черной тафты, но, иногда его можно заметить в парадном, расшитом золотом, белом костюме. Обязательными атрибутами его одежды, являются ботфорты со шпорами, перчатки, которые он практически никогда не снимает, а так же, короткий плащ, который он носит на левом плече. Диего так же, никогда не расстается с оружием. В ножнах, у него покоится либо венецианская чиавона, либо турецкий ятаган, а за поясом висит пара пистолетов с рукоятью из слоновой кости.

- А что же Шепард сестра Эстер?

- Идеальная кандидатура. Скромна, умна, благочестива. Предана ордену и душой и телом. Ей можно доверить воспитание детей, не опасаясь того, что неокрепшие умы попадут под пагубное влияние янсенистской ереси.

- Я слышал, что она приняла постриг всего год назад, а до того... Наследница богатого знатного рода. Хорошие связи при дворе. Интересовалась искусством и даже наукой, что весьма необычно для женщины. Да и набожностью особой не отличалась. И вдруг, неожиданно, уходит в монастырь Святой Клары, завещав ему всё своё состояние.

- Случаются в нашей жизни события, которые и самого пропащего человека способны вернуть на путь истинный. Вы наверняка не знаете, что этот её необычный интерес к науке шёл от самого дорогого ей человека - её брата. Этьен обладал необычайно острым умом, однако природа обделила его здоровьем телесным. Слабый, болезненный - Эстер ухаживала за ним, жила ради него. Когда пару лет назад он всё же скончался... Она полностью отрезала себя от мира. А спустя полгода, по её словам, во сне ей явился ангел небесный. Тогда она пришла в нашу обитель. С тех пор жизнь вновь обрела для неё смысл - в служении Всевышнему. Теперь это одна из самых смиренных и преданных наших сестёр, она станет прекрасной учительницей в вашей школе, мой господин.

Венсан Бельво, родился 13 февраля 1615 года в альпийской деревушке Шамони, в Швейцарии. С детства отличался нестабильной психикой. Желая поскорее отделаться от проблемного ребенка, родители отдали восьмилетнего Венсана в близлежащий монастырь. Несмотря на психическое расстройство, мальчик показал незаурядные способности к обучению. Все свободное время он проводил в библиотеке (к радости обитателей монастыря и жителей деревни, которые его побаивались), с каждым годом становясь все более замкнутым. Жизнь Венсана текла своим чередом, но однажды в деревне объявился некто Жан-Клод де Обержонуа…

Отрывок из дневника Венсана Бельво (15 апреля 1639 года):

Бедный, бедный Венсан... (далее идет неразборчивая писанина на французском и немецком). Будь проклят день, когда этот Жан-Клод объявился в Шамони! Все были с ним приветливы, аббат даже разрешил ему воспользоваться монастырской библиотекой. Моей библиотекой! Он определенно что-то вынюхивал. Нет-нет-нет, так не могло продолжаться… Французишка получил по заслугам. Но я был слишком неосторожен, слишком беспечен... Мое, как выразились эти глупцы, «преступление» было раскрыто. Хотя им не хватило ума поймать меня, ха-ха! К тому же несчастному Венсану улыбнулась удача! Этот ordure был богат. Его денег хватило, чтобы добраться до Женевы. Еще я позаимствовал у Жан-Клода весьма любопытное письмо. Похоже, он собирался в Париж на какие-то переговоры. Париж… А ведь неплохая идея, Венсан.

Возница, сидящий рядом с ней на козлах, хлыстнул лошадь по крупу и что-то пробурчал. Она не обратила на него никакого внимания. Она мысленно прокручивала в голове разговор с отцом перед своим отъездом. Почему-то он все не давал ей покоя…

-Скажи… Это действительно твое окончательное решение?

Она тепло улыбнулась.

-Да, отец. Окончательное.

-Не передумаешь?

Впервые она видела его таким. На его лице не играла извечная беспечная улыбка, а в глазах вместо задорных искорок читались сосредоточенность, серьезность, волнение… Такие непривычные…

-Нет… Ты же знаешь, - продолжая улыбаться, сказала она. – Что если я приняла решение, то не отступлюсь и не поверну назад… Не беспокойся за меня. Я не пропаду. Наша бродяжья жизнь закалила меня, да и ты воспитал меня не избалованной аристократкой. И не огорчайся, отец. Ты сам говорил, что рано или поздно я вырвусь из под твоего родительского крыла и начну самостоятельную жизнь. Это время настало... Пойми… Я хочу осуществить свои мечты, хочу добиться в жизни большего… Не хочу всю жизнь быть жонглершей и прозябать в провинциальных городках. Поэтому я и еду в Париж. В многоликий город, с просторными площадями, открытыми дворцами, где смешаны чувства, песни, блеск и вдохновение. Там я найду свое счастье... Ведь в Париже возможно все…

Он тяжело вздохнул и покачал головой. В голове у нее промелькнула мысль: “Неужели он не поймет ее?… “

- Мечта прекрасная,

- продекламировал он и обнял ее. – Знал я, что припомнятся мне все наши разговоры о мечтах… Береги себя, милая. Будь осторожна, дочка, и пусть удача всегда будет с тобой. И помни… Будущее принадлежит тем, кто верит в свои мечты.

-Госпожа жонглерша, - голос возницы отвлек ее от мыслей. - А порадуйте старика какой-нибудь песенкой иль стишком даже. Продемонстрируйте свое умение.

Она повернула голову в его сторону:

-Ну что ж… Это можно…

Немного подумав, она посмотрела в сторону восходящего солнца и проговорила:

- Залит лучами розового света,

Да… В Париже у нее начнется новая жизнь.