Forgotten Realms: The Prison

Илларион с некоторым помрачнением. -К сожалению, это действительно так, поэтому другие, чьи сердца верны идеалам добра, доблести и справедливости не имеют права отступать на своём пути сдаваться и останавливаться, даже если наступают самые тёмные дни. Чем холодней на улице, тем ярче и жарче пылает очаг родного дома, если не забывать подкидывать дрова. Спасибо за добрые слова, хоть и льстят мне они не слишком заслуженно, но не буду говорить об этом. Лучше постараюсь сделать делом, - Он перевёл взгляд с колдуньи на дорогу задумчиво смотря в даль. -Посмотрим как выйдет, многое нужное сделать, многое сказать и узнать. Расскажешь о себе?

По тихоньку, эта игра начинает увлекать и полуорка. Сначала, он, не смело, улыбается, потом, начинает сам смеятся. Ему кажется, что он сейчас, еще ребенком, бегает по родному лесу, играя в догонялки с такими же детьми.

- А, мля! Как хорошо! - Кричит он, пытаясь схватить хрупкую девушку.

Но она, как вода в ручье, уходит от его рук. Кажется, вот-вот, и он ее схватит. Но, опять, Каури ускользает от него.

На конец, призвав всю свою ловкость, Мог хватает девушку за руку и привлекает к себе, обнимая.

Позволить прижать к себе, ощутить мягкость и податливость тела, почувствовать ее аромат - лишь на мгновение. А потом морок туманом тает в руках варвара.

Позволить прижать к себе, ощутить мягкость и податливость тела, почувствовать ее аромат - лишь на мгновение. А потом морок туманом тает в руках варвара

Какое-то время, орк стоит, продолжая ощущать девушку в своих объятиях. Постепенно, до него доходит, что случилось, и разачарование, горькой волной, прокатывается по нему.

- Нееет! - с губ срывается крик боли, и Мог опускается на землю, обхватив голову руками.

- За что... - произносит он шепотом.

Какое-то время, орк стоит, продолжая ощущать девушку в своих объятиях. Постепенно, до него доходит, что случилось, и разачарование, горькой волной, прокатывается по нему.

- Нееет! - с губ срывается крик боли, и Мог опускается на землю, обхватив голову руками.

- За что... - произносит он шепотом.

Плачущий орк - какой жалкое зрелище. Стоящая за его спиной полуэльфийка хмурится и неодобрительно качает головой. Слабак! Глупый влюбленный слабак! И что теперь? Жар в его крови потух мгновенно, стоило лишь желаемому ускользнуть сквозь пальцы. А как же борьба за то, что вожделеешь? Как же игра, что сбивает дыхание, заставляет кровь стремительно нестись по венам, заставляет похоти захватить тебя целиком? Забывая обо всем? Видеть лишь ее? И получить в конце как награду? Может просто перерезать ему горло? Оставить захлебываться собственной кровью здесь, на этой самой зеленой лужайке? Хотя эта смерть не будет окончательной, все же принесет некое удовлетворение уязвленному самолюбию. Пальцы сжимают холодную рукоять кинжала, но снова отпускают ее. Но кем заменить его? Ей нужны помощники... и жар в ее крови не потух... Позже... она попробует еще раз... Неслышно ступая, девушка вновь растворяется в тенях лесах и покидает поляну с варваром.

Рисса не вмешивалась в разговор Иллариона и Лирлин, обдумывая, почему Каури так поступила, бросив их одних. Разлад на пустом месте беспокоил, Рисса почти наяву чувствовала, как трещат и рвутся незримые нити, связавшие их отряд вместе. Но по их с мужем мысленной связи ответила: «Я готова сначала выслушать, а потом разить».

-Король-Ведьмак- Начал Илларион свой рассказ шагая по утоптанному зелёному ковру. -Он родился в девятисотом году по летоисчислению Долин, и с детства был наделён волшебным даром и очень скоро стал способным волшебником, красным волшебником, ибо был родом он из страны жестокой магократии - Тея...

Аля слушала рассказ клирика словно старую и немного страшную сказку. Даже жутко немного стало, и Йож тоже перестал беспокойно ворочаться у нее за пазухой и устроился у девушки на плече, крепко вцепившись коготками в ее воротник.

- Он перевёл взгляд с колдуньи на дорогу задумчиво смотря в даль. -Посмотрим как выйдет, многое нужное сделать, многое сказать и узнать. Расскажешь о себе?

- Упрямцы вы, давшие обеты, - развеселилась отсутствию перемен, на ходу успевая сорвать красный цветок и вплести его в волосы.

- Мои истории о прошлом будут куда короче твоих, Илларион, поскольку почти нет ниточек, способных удержать к земле, которой довелось стать бы местом рождения. Да и слагать красиво я не умею... И помнить тоже. В этом вся проблема или же мое счастье. Лет семь тому назад я помню Калимпорт и вечные пески Калимшана. Помню лучше всего стены комнаты, где и пошевельнуться было страшно - каждая игрушка могла оцарапать, ослабить, или нанести боль другому. Двери полыхали, когда было угодно не нам. Мне предложили такую игру - выбраться. Нам многим предложили, разным всем. Он был разочарован отсутствию стремления к свободе и нас наставлял. Как умел, единственным способом, что действенный на людях - болью и кровью. Смириться было нельзя. Поскольку смирение одного означало смерть кого-то другого. Наверно, глупой и грязной девочке очень повезло вырасти в девушку. Я догадываюсь, что Калимпорт был домом после моря. И в какое-то время, до развлечений его, что-то действительно существовало и огневолосая Мать следила, чтобы волны не накрыли с головой. Видишь, какая не интересная история. Самая обычная, куда до Короля-Лича! - рассмеялась, беззаботно и танцующе обернувшись вокруг собственной оси. - А после мне нужно было много ходить, многое видеть и оставлять после себя многие улыбки. Где-то даже учили - можешь судить сам, удачно ли. Горы.. были последними. Южная граница с Тэей, забавно, правда?

Убийце не было нужды для широкого размаха. Невероятно быстрым, выученным рывком, согнув здоровую руку в локте, он отправил кинжал в смертельный полет.

И пока летит кинжал, приходит мог величайшего блаженства. Предвкушение скорой расплаты. Полет длится каких-то несколько секунд, но за этот короткий промежуток времени, он успевает понять, что им довольны.

Послышался слабый звук от пореза, впрочем, сам эльф не издал ни звука. Нога от раны даже не подкосилась, хотя болела довольно сильно.

Ему стоило большого труда сдержать себя сейчас.

- Если вы сейчас же не уйдете, забрав с собой эту мерзость, следующая стрела угодит ему в голову.

Он бы поспорил с ней насчёт чей слог красивей, ибо у волшебницы бала особая, необычная манера речи и слов, больше чувственная, нежели выражающая какие-то факты. Приятную слуху речь нужно было не только слушать ушами, но и сердцем, иначе можно было не понять, редкий дар, её хотелось слушать. Он же, привык говорить как есть, осыпать неоспоримыми фактами, и короткими мало что значащими фразами, плохо отражающими суть. Многому может, стоило у неё поучиться, слушать и запоминать, игру чувств и слов. Он не стал её перебивать, внимательно готовясь выслушать её рассказ. Она была не права, рассказы и истории важны, они отвечают на самый главный вопрос - почему так а не иначе. Всё связанно, говорят они и о другом, с чем человек ходит на сердце. И рассказ этот поверг его в шок, он не знал, а по телу прошла лёгкая волна мурашек, её рассказ произвёл куда большее впечатление, история одного человека трогает сердце больше чем целой странны в которой он был лишь ребёнком или юным послушником. У него было детство, и оно было счастливым, несмотря на всё, иного он просто не знал. А у неё, его её просто решили, вместе со всей болью. Это было несправедливо. Это было проклятье и милость, она была права. Теперь он понимал, почему он с Бродягой были так похожи. Он развернулся, чтобы сочувствием, посмотреть в зелёные глаза.

-Прости, я не хотел. Мне жаль. -Он знал как чародейка не любит эти слова, утешение напоминает о горе и о старых ранах, присыпая их солью. Новый цветок ей стал маленьким утешением, теперь он понимал, почему она так тянулась ко всему, как и бродяга. Его бронёй была вера, уверенность, годы жестоких, но тренировок. Минуты счастья и печали, приносящее с собой понимание. Он всегда знал что делать, ради чего и зачем. Почему происходит, так или иначе. А она, как Рисса была это лишена, либо взять боль, либо навсегда её лишится. Забыть, он понял. А он даже не мог пообещать или дать ей чего-то.

-Спасибо что сказала мне, -он надеялся что тёплая улыбка не обидит её. Несмотря на это ты стала хорошим человеком, Лирлин, и способной чародейкой. я рад что ты с нами, хоть мне и жаль в каком месте, уверен что ты ещё расскажешь красивую и добрую историю своей жизни с счастливым концом. Так обязано так быть, мне нечего пообещать кроме тех слов что я уже давал перед отрядом, но ещё раз скажу тебе просто спасибо.

-Прости, я не хотел. Мне жаль. - Он знал как чародейка не любит эти слова, утешение напоминает о горе и о старых ранах, присыпая их солью.

- Не хотел? Ты не хотел спрашивать? Хочешь сообщить, что нет ног, чтобы дальше идти или вскоре ослепну, без возможности жить по-настоящему в этом мире? Илларион, ты хотел узнать одну из тех, с кем делишь кров. Стыдно за это? Глупость. Ещё большая глупость чувствовать вину. Я ещё живая, честно-честно. Ведь Сун направляет меня, и это воля Алмерика или кого другого не сможет внушить. Или ты жалеешь меня за то, что чаще всех улыбаюсь и создаю глупости? Ума... Ну, чего не хватает, того не хватает, - шутливый поклон в сторону женщины застывшей смолы. Растопленной и заново создаваемой под руками полукровки. Лирлин тихо мурлыкнула, прикусывая белые пальцы с мелкими шерстинками. Ведомая и сейчас крайне жадная до внимания одного. Коты оставили на ней свой след до следующей воды.

-Спасибо что сказала мне, -он надеялся что тёплая улыбка не обидит её. Несмотря на это ты стала хорошим человеком, Лирлин, и способной чародейкой. я рад что ты с нами, хоть мне и жаль в каком месте, уверен что ты ещё расскажешь красивую и добрую историю своей жизни с счастливым концом. Так обязано так быть, мне нечего пообещать кроме тех слов что я уже давал перед отрядом, но ещё раз скажу тебе просто спасибо.

- О, я стану пожилой и весьма уважаемой леди и буду правнукам рассказывать о том, что творила их предок… Потом всем раздам по шоколадке, ведь не за словами древней они пришли а за теплом и угощением, и отпущу играть во дворе. Почти не будут верить, но много смеяться и восхищаться. Пять, может шесть детей, выращенных в тепле. Ничто и ничему не обязано, ведь слов не давало и обе стороны не подтвердили их вес, Илларион. Мы даже не обязаны выбраться отсюда, пылинки, песчинки, наделенные сознанием, но не волей. Я не забываю ни о хорошем, ни о плохом. Почти. Ну, надеюсь.

х часа на 4

Люди могут быть смешны, рассказав о своих мечтах. О, нет, нет, право мечтать даётся всем, и даже чванливый бюрократ Тэя грезит в своих снах о зелёной поляне с разноцветными смеющимися цветками… не сказал, что у них есть лица? О, как полуорк может мечтать о собственном королевстве, о красавице-жене. Множество любовниц! Да голоден он, голоден…

Глупый бард – твои-то действия смешны. Хочешь показать своему богу, что ты лучше всех? А поэты разве доказывают это остриями и грубыми словами? Мусор тогда ты, а не певец. Видит, как молчаливо просит Гэм-Джи и руку в ответ обнимают фиолетовые змеи, но прячет её Бродяга, боится дроу. Сильно побаивается спугнуть и хочет верить, что исправить что-то можно. Путанную речь никто не поймёт, а только тот, кто сам её выговаривает. Сам понимает смысл каждого сказанного слова… но это сложно! Скучно… нельзя, чтобы все общались стихами? Мир бы тогда был толику краше.

Хочет смеяться, но тыльная сторона ладони не позволила. Соус мотает головой под опекой хина и на миг небесный взгляд останавливается на хозяине, как подарен будет голос котёнка.

- Если вы сейчас же не уйдете, забрав с собой эту мерзость, следующая стрела угодит ему в голову.

Не умеют говорить «прости», но всегда можно себя оправдать. Бессмысленные слова и жалкие люди. Бродяге стыдно, что часть крови от смертных.

- Эти уйдут, но уйдёт ли тёмный эльф? – спрашивает тифлинг и ирония в глазах, как злобно суженые брови с кривой ухмылкой, но беды не желает.

Так он умеет.

- Будешь ждать, как изгнанника убьют родные? Как незнакомца убьют перепуганные жители? Или со смертью последних, надеешься ты – вернёшься домой и стыд позабыт? – машет ладонями, путает ноги, а хвост весело взмахивается и «рисует» гребешком нимб над головой тифлинга. – Мог найти другой дом, как слову и гордость, но с теми, кто делит существование с солнцем.

Идёт, но не в тень. Медленно, но резво подходит к барду. Хвост предупреждает лучника «уходим, глупец!», а руки приподнялись - тянуться к плечам отрешённого человека.

- Глупый человек. Что слышишь ты – расскажешь? – улыбается Бродяга. – Несчастный, бедный, одинокий. Забудь. Забудь то, что слышал. Будет лучше, слаще, и девы в прозрачных сорочках будут танцевать для тебя, как лютня играть сама по себе, - можно переживать, а можно быть безрассудным, как ладони лягут на плечи и одна скользнёт к затылку, вниз, назад к шее.

Крепко сдавливает, а незаметные змеи с фиолетовым мерцанием послужат украшением (Оглушение - 20, Стойкость)

- Спи, этот просит и зла теперь не желает, как некогда раньше. Дикий зверь, - просит хвостатый, улыбаясь, - отдохни от собственного мусора. Боль пройдёт. Рассеется тьма. Жалеть ни о чём не будешь. Не сопротивляйся.

Улыбка меркнет. Шага не дают сделать.

У всех есть право на ошибки.

- Мое будущее - это мое дело, - сказал эльф, не опуская лука и ожидая, пока трое уйдут из его логова.

- Спи, этот просит и зла теперь не желает, как некогда раньше. Дикий зверь, - просит хвостатый, улыбаясь, - отдохни от собственного мусора. Боль пройдёт. Рассеется тьма. Жалеть ни о чём не будешь. Не сопротивляйся.

Улыбка меркнет. Шага не дают сделать.

У всех есть право на ошибки.

Наконец-то, Бродяга понял его взгляд и успокоил незадачливого вояку, который так и остался стоять в безмолвии с выпученными в замешательстве глазами.

- Чего будем делать? - обратился хин к тифлингу, не обращая внимания на эльфа. - Надо бы стрелу обломить, а то зацепим и разорвём какой-нибудь сосуд. И как тащить его? Я тебе мало чем помогу, ну если только чуть-чуть, - вздохнул он. Про красноглазого дроу он, казалось, совсем забыл. Сейчас, его больше интересовало состояние их общего знакомца и по совместительству "командира".

- Чего будем делать? - обратился хин к тифлингу, не обращая внимания на эльфа. - Надо бы стрелу обломить, а то зацепим и разорвём какой-нибудь сосуд. И как тащить его? Я тебе мало чем помогу, ну если только чуть-чуть, - вздохнул он. Про красноглазого дроу он, казалось, совсем забыл. Сейчас, его больше интересовало состояние их общего знакомца и по совместительству "командира".

Спустя какое-то время эльф снова заговорил:

- Вот, - он кинул небольшой мешочек, который приземлился возле Гоша. - Высуньте стрелу и намажьте этим рану. Это остановит кровотечение на какое-то время, достаточно, чтобы вы успели донести его до города.

- Чего будем делать? - обратился хин к тифлингу, не обращая внимания на эльфа. - Надо бы стрелу обломить, а то зацепим и разорвём какой-нибудь сосуд. И как тащить его? Я тебе мало чем помогу, ну если только чуть-чуть, - вздохнул он. Про красноглазого дроу он, казалось, совсем забыл. Сейчас, его больше интересовало состояние их общего знакомца и по совместительству "командира".

Можно изъять, если ума хватает. Скитание учить много полезному, да у самого должен быть острый глаз, слух и само стремление к выживанию. Только подальше от родного Тэя, но воспоминания остаются, хоть разум не особо трезв.

- Можно осторожно вынуть сталь из кожи. Как учила природа, как ветки задевали плоть, - приподняв подбородок, словно гордец, говорит Бродяга, но опускает и хихикает, не отрывая чёрных окон с лица барда, - но боль вернёт в реальность. Будет хуже. Этот понесёт, но не Соус.

- Вот, - он кинул небольшой мешочек, который приземлился возле Гоша. - Высуньте стрелу и намажьте этим рану. Это остановит кровотечение на какое-то время, достаточно, чтобы вы успели донести его до города.

Хвост подхватил мешочек и навис перед лицом Бродяги. Ладони просунуты вперёд – одна держит, другая нащупывает стрелу.

Не составит труда. Можно помочь, как велит память… а проку? Глаза неодобрительно бы покосились на остроухого.

Спустя какое-то время эльф снова заговорил:

- Вот, - он кинул небольшой мешочек, который приземлился возле Гоша. - Высуньте стрелу и намажьте этим рану. Это остановит кровотечение на какое-то время, достаточно, чтобы вы успели донести его до города.

- Ага, спасибо тебе, Добрый Хрен, - огрызнулся Гош. - Может, лучше было не всовывать в него эту стрелу? И как ты думаешь, мы вдвоём попрём его до города? Я, как ты заметил, не борец-тяжеловес.

- Можно осторожно вынуть сталь из кожи. Как учила природа, как ветки задевали плоть, - приподняв подбородок, словно гордец, говорит Бродяга, но опускает и хихикает, не отрывая чёрных окон с лица барда, - но боль вернёт в реальность. Будет хуже. Этот понесёт, но не Соус.

- Давай, попробуем вынуть, - Гош склонился на бардом и присел. Быстро зарезал ножом рубаху и осмотрел стрелу, вошедшую выше ключицы. - Вроде не опасная рана. Кость не задета, от лёгкого и сосудов далеко. Ты бы не мог посветить чем-нибудь? - попросил он чернокнижника.

Лич

Они увидели нежить еще не подступах к тому месту, где стоял обрушившийся маленький двухэтажный домик возле дерева. Пустые глазницы следили за каждым их шагом, голые черепа поворачивались туда, куда поворачивали они, но костлявые руки с оружием не поднимались, и сама нежить не делала никаких движений.

Из-за кривой деревянной стены вышла фигура в балахонах - довольно порывисто и резко. Удивительно хорошо сохранившееся лицо, на котором разложение достигло лишь левого глаза, уставилось на отряд. Правый глаз практически полностью закрывали спадающие с головы неестественно белые волосы.

- Кто вы? - Голос незнакомца немного дрожал, но не из-за слабости, а в виду какого-то магического вмешательства. Он тут же, спустя лишь пару мгновений, пришел к верному выводу. - Она вас послала?

- Ага, спасибо тебе, Добрый Хрен, - огрызнулся Гош. - Может, лучше было не всовывать в него эту стрелу? И как ты думаешь, мы вдвоём попрём его до города? Я, как ты заметил, не борец-тяжеловес.

- Быстро же пропала твоя доброта, полурослик, - сказал эльф. - Я вам с самого начала говорил уходить отсюда. Никто с поверхности не любит мой род.

- Быстро же пропала твоя доброта, полурослик, - сказал эльф. - Я вам с самого начала говорил уходить отсюда. Никто с поверхности не любит мой род.

- А что я должен был в объятья к тебе кинуться? Чтобы ты и меня стрелой, как муху, к стене пришпилил, - обернулся к дроу Гош. - Не он первый нож бросил, а ты. Так что придётся тебе терпеть наше присутствие или избавиться. Пробовать не советую.

- Давай, попробуем вынуть, - Гош склонился на бардом и присел. Быстро зарезал ножом рубаху и осмотрел стрелу, вошедшую выше ключицы. - Вроде не опасная рана. кость не задета, от лёгкого и сосудов далеко. Ты бы не мог посветить чем-нибудь? - попросил он чернокнижника.

- Просветить? – вопрос, словно сарказм для ушей хвостатого, но сдерживающийся всё это смех продлился недолго. – Оставишь внутри – примут своего, чужака и не подарит то, чего хотят все. Вынешь не так – страдать будет бард. Верит, что недолго страдания заявлять о себе будут, а те, кто "друзьями" зовутся успокоят чертят внутри него. Должны или они бездари, - длинные пальцы обхватили стрелу, а раздвоенный язык облизнул губы.

Велик соблазн насладиться чужой мукой. Соблазн услышать крик и наблюдать, как по острию будет стекать кровь.

- Этот вынет. Гэм-Джи намажет, - гребешок хвоста задел за верёвочку мешок и протянул к полурослику.

- Спи, бард. То девы танцуют для тебя, а огонь греет плечо, - медленно тифлинг начал вынимать из плоти стрелу, а ухмылку красили клыкастые зубы.

Лукавый взгляд с танцующими искорками… не сиди и смотри, а смотри и действуй, хин.

- Быстро же пропала твоя доброта, полурослик, - сказал эльф. - Я вам с самого начала говорил уходить отсюда. Никто с поверхности не любит мой род.

- О, разве? - хихикнул Бродяга, взмахнув хвостом. - Девицы-то так тяготеют... к тёмным.

- О, разве? - хихикнул Бродяга, взмахнув хвостом. - Девицы-то так тяготеют... к тёмным.

- Не тяготеют, они кричат в ужасе.

- А что я должен был в объятья к тебе кинуться? Чтобы ты и меня стрелой, как муху, к стене пришпилил, - обернулся к дроу Гош. - Не он первый нож бросил, а ты. Так что придётся тебе терпеть наше присутствие или избавиться. Пробовать не советую.

Эльф ничего не ответил, но через какое-то время сказал:

- Рана не слишком серьезная, я лишь его обезвредил.

Лукавый взгляд с танцующими искорками… не сиди и смотри, а смотри и действуй, хин.

От рубашки Каннигана Гош отрезал кусок материи и прижал к тому месту откуда Бродяга извлёк стрелу. Тут же сорвал крышку с банки зубами и, зачерпнув ладонью мазь, приложил к ране и снова закрыл тряпицей.

- Слушай, - плут снова повернулся к дроу. - А зачем ты нам помогаешь? Мог бы просто убить? Странно.

- Мне нет смысла вас убивать. Я не желаю вам зла. Но этот человек получил стрелу заслуженно.

- Не тяготеют, они кричат в ужасе.

- «Уродец» ты сказать хочешь? Как для эльфов орки? Как для халфингов гномы? Как для людей танар’ри? – смеётся пуще хвостатый.

Века пройдут, а вкусы станут развращённей и забудут указы родителей. Жаднее нынче детишки пойдут.

- Слушай, - плут снова повернулся к дроу. - А зачем ты нам помогаешь? Мог бы просто убить? Странно.

- Одиночка, - высказался тифлинг, но без пущего смеха, - пусть уйдут целыми. Его территория. Была и останется чистой. Зверь, который не понесёт потомство.

Бродяга пристальней всматривается в лицо белокурого барда. Знакомое, манящее, но не с сущностью предков оно связано. Он корчит гримасу и хватает человека за шиворот.

Молчит. Теперь продолжаем?

- Мне нет смысла вас убивать. Я не желаю вам зла. Но этот человек получил стрелу заслуженно.

- И всё же ты первый выпустил стрелу, - не согласился с эльфом хин. - Приятного одиночества тебе. И пусть твоё изгнание будет тебе в радость.

Бродяга пристальней всматривается в лицо белокурого барда. Знакомое, манящее, но не с сущностью предков оно связано. Он корчит гримасу и хватает человека за шиворот.

Молчит. Теперь продолжаем?

- Сам потащишь? - с сомнением спросил плут, тоже хватаясь за камзол барда, словно мог помочь чем-то существенным.

- И всё же ты первый выпустил стрелу, - не согласился с эльфом хин. - Приятного одиночества тебе. И пусть твоё изгнание будет тебе в радость.

- Я и на рассчитывал на другую судьбу, когда уходил от своих сородичей, - на этих словах голос эльфа потерял способность выражать какие-либо эмоции.