Forgotten Realms: The Prison

Готовил к соблазнам, хвостатый, но ни капли сожаления не пролил о том, что кровь заменит жидкий страх.

Зачем рискуешь! – хотела крикнуть, но слова застряли в горле, - зачем ищешь путь через пропасть.

Затронутые планами и здесь и бесконечно далеко, всегда, навсегда. А смертным только плясать под чужую дудку – ценила теперь выбор Каннигана, и подумать не мог, что вновь окажется так прав.

Запоминай на будущее, Лирлин – мужчины правы. Следует внимательнее за ними наблюдать.

Предатель ли аасимар, или же безрассуден – глух к чужим мольбам. Испорчен, шептал когда-то Бродяга. Ребенок, сотворенный и из этого воздуха – счастлив… возможно.

Бесконечно далек, дали понять ей боги.

Бесконечно любим, о чем не догадывается.

Только утонувший во тьме может не бояться более за себя. Только войдя в чужую душу больше не печешься о своей. Кукле присуще подобное вовлечение – прикосновения к коже казались кислотой. Оскорбление – но ведь виноваты потому, что вовремя не промолчали.

Тянула носом солёных запах – ржавчиной крови был покрыт их новый «дом». Видела, нет, смотрела, с колючей ненавистью.

- Зачем нам Арена? Бой, другой, десятый – продлевать агонию, зачем это нам? Зачем завели сюда слова, когда знал о том, что будет впереди. Он специально это сделал. Зря давали возможность говорить за всех…

Печально смотрится рыжий комок в углу. Лелеет свои ощущения, боясь исчезнуть навсегда.

Лишь раз подняла голову, змеей метнулась к дымку и прижала к себе – не плачь, малыш, пожалуйста, не плачь…

С этими словами он обернулся к остальным, задержавшись взглядом на Риссе, как ему бы сейчас хотелось чтобы её тут не было. -Все целы? У кого-нибудь есть идеи? У меня есть несколько, но они вам не понравятся...

- Прорываться сейчас самоубийственно. Лучше дождаться выхода на арену и попробовать договориться с нашими противниками о совместном побеге. Вряд ли это будут сами демоны, скорее такие же собратья по несчастью, как и мы.

Слово чародейки больно ранили душу, в словах была истинна, но обиды больше.

-Я сожалею, Лирлин, поверь, я этого на хотел. Но иного пути здесь и не было. Авернус нас ждал, и все были предупреждены насчёт того что нас тут может ждать. Если был бы иной путь, я бы выбрал его. Но направление нам дали лишь одно. В печальном исходе, мы могли лишь просто остаться сидеть на месте, сдаться и ждать своей участи. Или, бороться, прогрызать путь наверх. Мне жаль, но никто не говорил, что будет легко, и без жертв не обойдётся. Это данность, и пора её принять, это война, битва. Сражаешься или убегаешь. Демон был прав, нас ждали здесь огонь и боли, и никто не мог знать что стоило бы нам свернуть с дороги, опасностей здесь много, и есть те которые бы нас уже убили. И участь могла оказаться худшая, чем эта. Но я не ищу оправдания, вы или поймёте либо нет, я не смогу вас в этом убедить. Но постараюсь объяснить план свой если у вас нет иного. Нас не тронули. Пока что. Может быть и не тронут, путь назначенный сверху должен довести нас до конца если мы будем сильными. Бой другой, десятый дадут нам время, время в нашем положении - величайшая ценность. Дьяволы способны на многие муки, и битва из них не самая худшая. Во всяком случае будет возможность защитится, хоть и на потеху остальным. Но это не важно, если мы хотим выжить. Время может дать нам возможность придумать план, а может привлечёт к нам внимание, того же кто нас сюда и вызвал, ибо дело наше ещё не выполнено, а значит мы имеем некую ценность... В заговорах всегда участвует более двух людей. Кто-то может сделать ставку на нас. Или мы можем сделать ставку на себя. Если докажем силу и полезность, и расскажем тем что знаем. Глэнмор замешан в заговоре, а Алмерик его противник, это может быть выгодно одному, а может и помочь другому. Это не самое лучшее возможно, но что-то за что можно зацепится, и если мы это имеем на руках - значит это действительно важно. Во всяком случае у нас есть возможность бежать но немыслимыми последствиями.

Лучше дождаться выхода на арену и попробовать договориться с нашими противниками о совместном побеге. Вряд ли это будут сами демоны, скорее такие же собратья по несчастью, как и мы.

- Во что вы верите… Смешны. Что крысы будут смотреть в небо? Что пойдут против обманчивой надежды? Вы смешны… - едва слышно шепнула, Соусу ли, или же самой себе – не заботят чужие разумы.

Отчетливо слышит крики, всегда будет слышать их песнь.

Отчетливо камень пьет кожу, но на то его там и оставили.

Здесь всегда голодны и всегда сыты.

- Прорываться сейчас самоубийственно. Лучше дождаться выхода на арену и попробовать договориться с нашими противниками о совместном побеге. Вряд ли это будут сами демоны, скорее такие же собратья по несчастью, как и мы.

-Тоже вариант, но маловероятно что нам дадут говорить. -Добавил Илларион.

Я сожалею, Лирлин, поверь, я этого на хотел. Но иного пути здесь и не было. Авернус нас ждал, и все были предупреждены насчёт того что нас тут может ждать.

Продолжал говорить, но понимания от этого было не больше. Недоверие, злость, обида – вдоволь этого плескалось в глазах.

- Не просила! Не требовала такого для себя – Шар отдайте свои предупреждения! Пускай Цирик пьет ваш разум как изысканное вино. Все лишь «может быть». И сжечь все может маленькая колдунья – может быть! Ведь время есть – не хватятся пленников вовремя, - хрипло рассмеялась, на грани истерики.

Знал бы клирик – о, как же монологи твои скучны. Как терзания вслух надоели, да посмешищем сейчас только себя и выставляет святой. Хватит мудрить! Хватит судить, кто прав, а кто виновен в мире проклятий. Никому нет дела до монологов твоих.

Замолчи, заткнись и язык прикуси.

Не решето тут человек. Не справедливости ангел. Крыса в клетке, как и все. Бессмысленно… героем себя выставлять…

Но обратиться хвостатый к Лирлин-Лин-Лир. Соуса укравшей, но боль чужую – видно, лучше ей ушей, глаз лишиться, чем смотреть и слушать. Агонию чужую на душу принимая. Да не узнает, как смехом тифлинга самого развеселит до безумия, и ухмылка расползётся – змея, как острие голову рассечёт.

- Не просила! Не требовала такого для себя – Шар отдайте свои предупреждения! Пускай Цирик пьет ваш разум как изысканное вино. Все лишь «может быть». И сжечь все может маленькая колдунья – может быть! Ведь время есть – не хватятся пленников вовремя

- Не слушай. Не верь, - попросит Бродяга, к колдунье ближе лишь подойдёт, - высокомерие ослепит, да не верят, что сияет и как шар огненный в небо ясном. Не верь, не слушай... солнце! Испепелишь, испепелишь, испепелишь всех! Пепла не будет! – хихикнет хвостатый. – Запомнят и здесь – дороги назад не будет, - и взгляд скользнёт к комку и просьба прозвучит. – Соусу помочь. Помоги. Растерзают и не заметят. Чествуют питомцев сильных, а кошек, сплетничают, слабые боятся.

Женский ум труден для понимания, а на грани истерики и печали, для логики и разума мало восприимчив. Разозлится, в истерику удаться, боли и муки терзают сердца и понятны, и его сердца не лишено страха. И боль, и крики, эхом стоят в ушах, и вина в этом есть его, не уберёг, не смог уйти. Но отдайся душевным терзанием? Поможет ли? Стены тесны, сломают и раздавят, и от души и следа не оставят. Воин страха не покажет, пути искать до последнего будет, но упрекнут его в безразличии и каменном сердце. Угрюмо головой покачает, никто не просил об этом. И его не послушают, понять будет трудно. Истина никому не будет нужна, посмотри, легко сказать мы справимся, и что всё будет хорошо. И спасибо тебе скажут и поверят, в лучшее все хотят верить, но знать, осознавать, иное. Авернус, он не ждал иного, хотя может и думал что не так скоро. Готовился к худшему, но что худшее в аду? Неволя, боль, пытки? Страдания чужих? Предательство тоже. Скажешь правду, не поймут.

-...Может вы и правы. -Сказал он сухо почти и без жизни. -Но пути иного я не вижу и надеждами несбыточными утешить не смогу. За абстрактным мирскую суть не скрою. Простите если подвёл, но всё же о милости попрошу, может быть последней, чем же? И что предложите?

-...Может вы и правы. -Сказал он сухо почти и без жизни. -Но пути иного я не вижу и надеждами несбыточными утешить не смогу. За абстрактным мирскую суть не скрою. Простите если подвёл, но всё же о милости попрошу, может быть последней, чем же? И что предложите?

- Не нужно тебе ни прощение ни мнение наше – а нам оправдания. Будем тут баловаться, словно запертые в чулане дети? Будем ждать наказания родительского? Пусть Рисса слушает тебя, пусть остальные молчат – но я не хочу! Я не хочу больше умирать! И боль чтобы впивалась в кости – как прогнать эти воспоминания, клирик? Молитва спасет? Молись.

– Запомнят и здесь – дороги назад не будет, - и взгляд скользнёт к комку и просьба прозвучит. – Соусу помочь. Помоги. Растерзают и не заметят. Чествуют питомцев сильных, а кошек, сплетничают, слабые боятся.

- Насколько в тебе сильна кровь, насколько дышать легко и слушать приятно? Я всегда будут тебе верить, всегда обращать взгляд туда, куда смотришь ты. Буду позади, - смотрит вниз, за кудрями нет страшного мира для Соуса, - его опекать. Но насколько силен в тебе предок, что разума может лишить?

Задает вопрос и глаза загорелись - сейчас самое важное знание получит.

-...Может вы и правы. -Сказал он сухо почти и без жизни. -Но пути иного я не вижу и надеждами несбыточными утешить не смогу. За абстрактным мирскую суть не скрою. Простите если подвёл, но всё же о милости попрошу, может быть последней, чем же? И что предложите?

- Спустись с небес! Для начала, - махнёт хвостом, скажет угрюмо, но от сунитки ни на шаг.

Уши ладонями острыми закроет, если не оттолкнёт. Жестом «попросит» голову опустить – на Соуса смотри, к опеке твоей привык и запаху тёплому.

- Здесь вы ни с кем не договоритесь. Не льстите себе – дела нет, до ваших нарядов аккуратных и чопорности жестов. Здесь не мир покоя и хаоса – не дом полукровок, где жили спокойно. Здесь дьяволов удел – они хитры. Демоны – безумны. А заложники… кого вы считаете заложниками? Товарищей по несчастью? – хихикнет Бродяга, улыбаясь искренне. – Им тоже нет дела. Чужаки мы им. Чужаки они нам. Не надо доверять. Договариваться! У этого есть недостаток - нет ума изощрённого, как у Келемвора, сплетничать любят. Но достоинство его - скажет всё прямо. Юлить не будет. Боя не избежать. Потехи ждать будут все.

- Насколько в тебе сильна кровь, насколько дышать легко и слушать приятно? Я всегда будут тебе верить, всегда обращать взгляд туда, куда смотришь ты. Буду позади, - смотрит вниз, за кудрями нет страшного мира для Соуса, - его опекать. Но насколько силен в тебе предок, что разума может лишить?

А лишён ли Бродяга разума здравого? Давно лишён, по прихоти своей? Волшебников красных или Риган желания? И предок сценку свою отыграет - всё от людей, всё от людей! Ведь говорят, интересами меняются и союзы грязные, но сколь любимы родители к детишкам своим?

Сила растёт - чернокнижник не слаб. Учиться, пиршествует, а тьма аутсайдера не бросить. Видит глаза огненные, а предка ли того? Почувствует, как змеи крепче обнимут, а управлять, как нитками куколок сможет?

Не коснуться губ макушки, но назад не отойдёт хвостатый.

- Испугаешься того, что увидишь, а может? Проклянёшь ли множество раз для того, чтобы не видеть лицо пятнистое, искажённое? Танар'ри, отец этого танар'ри и лучшим ребёнка наградили родители. Все дети идеальны. Все ужасны. Покажет занавес, а Лирлин-Лин-Лир боль отогнать. Сильная Лирлин-Лин-Лир. Дочка предка своего. Докажет, испепелит и Соуса гримаса восхищением сменится, - рассмеётся Бродяга.

Перед тем, как за ними пришли, у путников появился другой, неожиданный посетитель. Мелкий крылатый имп подлетел к брусьям клетки и, нервно оглянувшись, быстро проговорил следующее:

- Перед боем вам отдадут оружие, так что это ваш единственный выход. Если победите - сможете сбежать. Когда уйдете с арены, вас буду ждать я и кое-кто еще. Мы проведем вас к необходимому порталу. Главное, победите.

После чего, снова оглянувшись, исчез.

Арена была большой и круглой. Когда они ступили на красный песок, уши заполонили вопли, которые скорее напоминали нечленораздельные звуки самых разных животных. Это было неприятно и мерзко. На зрительских трибунах восседали самые разные твари, от мелких импов до больших крылатых баатезу, насекомоподобных дьяволов и существ, созданных богиней Тиамат - абишаи. На большом балконе впереди стоял тот, что был с изуродованным крылом. Снизу он казался еще больше, чем обычно: почти четырехметровая, мускулистая туша возвышалась над ареной, сложенные, изогнутые крылья свисали за спиной вниз, полусобачья, полузмеиная морда была напряжена, а красные глаза пылали огнем преисподней. Этот огонь вспыхнул на мгновение, предвидя хорошее представление.

Путникам, перед битвой, позволили вернуть свое оружие. Разумеется, под тщательным наблюдением, с использованием артефакта, который подавлял вражескую магию. Его выключили только тогда, когда отряд вышел на арену.

Правящий этим местом баатезу не был многословен. В определенный момент он просто стукнул по каменному балкону, отдав приказ, и расположенные на другой стороне арены ворота открылись, выпуская на красный песок вражеский отряд. Из дьяволов там были только невысокие, но мощные существа с длинными рогами и необычными копьями в руках - барбазу, любители сражений. В остальном отряд состоял из представителей разных рас, среди которых даже был змеечеловек - чистокровные Юань-Ти. Все они были неплохо экипированы и выглядели опасно. Похоже, они прошли не через одну битву на этой арене. И теперь наступил черед еще одной.

Бой

- Не нужно тебе ни прощение ни мнение наше – а нам оправдания. Будем тут баловаться, словно запертые в чулане дети? Будем ждать наказания родительского? Пусть Рисса слушает тебя, пусть остальные молчат – но я не хочу! Я не хочу больше умирать! И боль чтобы впивалась в кости – как прогнать эти воспоминания, клирик? Молитва спасет? Молись.

- Как прогнать воспоминания о боли? Новыми воспоминаниями о радости. Ты любишь и любима, Лирлин. это уже куда больше, чем есть у других.

Илларион покачал головой и осмотрел людей, которые доверили ему свои жизни, ошиблись с выбором? Может быть, ошибся он или нет, упрекнуть в любом несчастье несложно было его, оправдаться же он не мог. Нечего ему было ответить, лучшего пути... Он не видел. Ни здесь, ни ранее, ошибался, бывало, думал всего о них. Было ли это его ошибкой? Дорожкой тёмной? Или оправданием жалким. И права, не нужны им оправдания, и слова не нужны, все, что им нужно дадут они себе сами.

-Значит, вы правы Лирлин, и нечего мне вам сказать. Не бог и не мать, от всех бед скрыть я вас не могу, и боль всю на себя взять тоже. Не могу я всё на себя взять и сделать всё сам нес могу. Помощь мне нужна, это действительно так. Я привык идти путём нелёгким, сражения и преграды преодолевая. Многим, жертвуя и как бы я не старался укрыть вас, этого и от остальных я привык ожидать, рассчитывая на помощь, значит вести всех собой, обрекая на боль и страдания ибо сначала я ставил всех равными. Иных дорог мне видеть не дано, кроме тех что кустарником колючим укрыты, и как верю, к лучшему ведёт, а может и догме своей. Это так, мне нечего ответить, мне жаль что я не могу быть иным, рад был пытаться, но... Не могу, не вижу такого, может быть причины могут быть различны. Не хочешь боли, не хочешь видеть смерть, радости искать, и счастье видеть, винить за это я не могу, и мне жаль что не могу я вам этого дать, здесь и сейчас, мне жаль здесь я подвёл. Но что слова? Ничего. Считай что их нет.

Мы в ловушке, в плену, либо мы найдём выход, либо нас замучают, так или иначе, и место мы это не покинем пока артефакт не найдём. На арену выйти же так или иначе заставят. А там... Постарайтесь стоять позади, постараюсь прикрыть собою, но больше дать я не могу сейчас. Сделаю, что будет в моих силах, остальное, увы. Никто не хочет жизнь потерять, себя или любимого, кроме тех кто за других готов её отдать. Говорить за других не буду, и я их этого числа. Если жизнь потерять, то постараюсь продать её подороже, изведав вкуса крови врага. Не многие из нас могут сказать, что они воины, не многие привыкли биться, не мечом и заклинанием, но в душе, идти к цели через преграды что поставят. Но скажу, если готовы послушать. Всё имеет цену, и жизнь лёгкая и прекрасная, ценна, и цену порой приходится платить, боги не дадут нам испытаний, с которыми мы справится не в силах. Они поддержат, придадут силу, их преодолеть, в сражении, не только в бою, но и в каждой беде и печали. Я скажу вам правду, и таить её не стану. Если сдаться, и остановится, тебе конец. И я могу просить вам об одном, единственном о чём я вас прошу, не забывать о себе и друг друге, не отчаиваться и сражаться с каждым вздохом, идти вперёд, несмотря ни на что. До последнего вздоха, если придётся, но не сдавайтесь. Никогда. Не даруй врагу победы, враг всегда найдётся, и возможно им стану и я. Сражайтесь, чем можете, до последнего вздоха, цепляйтесь руками и зубами в каждую возможность, надеюсь, и я верю, вам хватит сил чтобы в этой борьбе остаться самими собою, но иного выбора у нас нет. Я верю вас, и всегда верил, верил что вам хватит сил, что нам хватит сил преодолеть это вместе, и если что-нибудь случится, я хочу чтобы вы знали, мне жаль если я вас подвёл, дал надежды которые не смог осуществить. Жалость, может единственное что останется от меня, но тогда пускай ярость и гнев питают вас в борьбе, порою это ничем не хуже иного. Верьте, эти силы у вас есть, и мы можем биться ради того что нам дорого и возможно умереть по дороге. Или убежать. Не знаю к чему это приведёт... Но бегству я предпочту сражение.

Не коснуться губ макушки, но назад не отойдёт хвостатый.

- Испугаешься того, что увидишь, а может? Проклянёшь ли множество раз для того, чтобы не видеть лицо пятнистое, искажённое? Танар'ри, отец этого танар'ри и лучшим ребёнка наградили родители. Все дети идеальны. Все ужасны. Покажет занавес, а Лирлин-Лин-Лир боль отогнать. Сильная Лирлин-Лин-Лир. Дочка предка своего. Докажет, испепелит и Соуса гримаса восхищением сменится, - рассмеётся Бродяга.

Покорно склонит голову, сделав вид, будто Соус позвал – ждала прикосновения, ждала покоя, тепла. Слабы девушки в этом пороке, в этих желаниях – не из железа созданы.

Ведь мне, верь мне, верь, маленький хищник, не тронут тебя те, кто лакомится человеческой болью, и спрятать сможет и защитят.. оба. Видит теперь глаза тифлинга – как то мать и отец перед войной опекают.

Свободная рука тянется к танар'ри, ловит и тянет к себе колдунья.

Глупый, шепчет.

Мой глупый, уголки губ искривлены, вдыхает запах серы словно амброзию. Видит что-то интересней, чем пятна, но страх не скроет.

- Любит, солнце. До кончика хвоста.

Илларион слышал, что сказали другие?..

Илларион слышал, что сказали другие?

Эти слова, гордость, стан и взгляд, но истина, о, нет, слепота котёнка новорожденного, от которой святой страдает. Разве слушает кто-то? Разве кто-то ещё слушает речи святого? Не сладкие и не горькие. Безвкусные… почему ты, Илларион, в очередь первую, сам не поймёшь в чём ошибка твоя? За что именно упрекают другие? Качаешь головой, думаешь, а о чём? Тебя выбирали, и старался на славу. Но как ученик похвалы ожидающий – перестарался ты, клирик, перестарался во всём. Разве не слышишь в своих словах браваду? Разве не надоели фразы о жертвенности, чести и отряде шатком, но льстишь, что крепок он? Когда ты, Илларион, прекратишь? Когда ты сам спустишься с небес?

Горько Бродяге. Устал Бродяга. Надоест и гневаться – демоны устают и засыпают на века, но мир упуская.

Пальцы утонут в огненном дожде. Мяукнет Соус. Запротестует. И цепи зазвенят. Солнце украдут! Но долго сиять будет – тут и небо кровавое, тучи черны, но солнце палит вуалями ядовитыми.

Смертным тут не место, но любопытства сполна безумству...

Бой.

Раунд 1.

"Да, похоже, я погорячилась. С этими не договоришься", - отстраненно подумала Рисса, внимательно оглядывая противников. Попутно взгляд зацепился за рыжие локоны колдуньи и Рисса шевельнула посохом, добавляя к огню волос частичку магического огня, который не допустит до живой плоти своих враждебных собратьев.

- Сделаю все, чтобы тебе не пришлось терпеть смертную боль, - отправился Лирлин тихий шепот и, больше не тратя мгновения напрасно, Рисса ударила по двум самым опасным врагам Смертным Ужасом. Увы, Юань-Ти лишь небрежно взмахнул клинком, развеяв иллюзию, его воля оказалась сильнее волшебства, а Барбазу, хоть и не смог сопротивляться магии Риссы, оказался достаточно выносливым, чтобы пережить касание морока, отделавшись легкими царапинами.

Барбазу1: 500-10=490

Барбазу2: 500

Барбазу3: 500

Юань-Ти: 450

Маг1: 280

Маг2: 280

Воин1: 350

Воин2: 350

Лучник1: 300

Лучник2: 300

Бой.

Раунд 1.

Не прогонишь воспоминания о боли, красноречиво встретились взглядами. Спроси у тех, что могли бы остаться живыми после твоих игр, женщина, что состоит из множества смол. Боль никогда не сотрется из памяти – даже если бусинки будут целы в чужой шкатулочке – не восковая доска, чтобы следа не оставить, сколь не желай.

Впору тело разукрашивать вечными рисунками, но теперь демоны оставят свои подписи на белокожей.

Не доверилась магии чужой - лишь взгляд убедил в желании помочь.

Соус.. мы сможем с тобой? Пушистый комочек поглубже спрятался в прохладном огненном дожде.

Холод помог ей вспомнить.

[Мог: Это заклинание превращает тело союзника в живое железо. Вы приобретаете поглощение урона 15/адамантин и бонус усиления +6 к Силе, но при этом получаете штраф -6 к Ловкости. Вы имеете 50% шанс провала тайного заклинания и получаете штраф -8 к проверкам умений из-за брони, как если бы вы были одеты в полный латный доспех. Также вы приобретаете иммунитет к критическим ударам, болезням, электричеству, яду и оглушению. Вы получаете лишь половину урона от кислоты и огня любого происхождения.]

Барбазу1: 500-10=490

Барбазу2: 500

Барбазу3: 500

Юань-Ти: 450-52=398

Маг1: 280-52=228

Маг2: 280-52=228

Воин1: 350

Воин2: 350

Лучник1: 300

Лучник2: 300

Раунд 1

Змеи? Змеи? Змеи в Аду? Удивиться, как мальчишка. Засмеётся, как глупец, а решат, что насмехается – не признают своего, а сделки за сделками выполняют.

Их и губят обещания.

Закон виселицу рисует, а предложат? Прыгнем, прыгнем прямо в воду, но задушат - мы сделки условие выполняли! Так в меньшинстве баатезу. Так танар’ри принцы трон заберут и конец Войны Крови – из-за верности, долга и закона.

Силы растут. Научиться тифлинг? Знания покорить и безумие обнять? Дымка фиолетовая повисла над одарёнными существами. Наблюдают с недоумением. Боль получат. Задохнуться? Баатезу ухмыляются снисходительно – рок их не коснулся.

Хвостатому гримасничать только до беды головы безрогой.

Барбазу1: 500-10=490

Барбазу2: 500

Барбазу3: 500

Юань-Ти: 450-52=398

Маг1: 280-52= 228-38=190

Маг2: 280 -52= 228-38=190

Воин1: 350

Воин2: 350

Лучник1: 300

Лучник2: 300

Хвостатому гримасничать только до беды головы безрогой.

Не слишком обращает внимание на облик – себе дороже запоминать.

Не хотела убивать – заставляют удары отражать. Лжет теперь сама себе – первые нападают. Кто-то, возможно, в последний раз, но только не хвостатый! Не будет тогда слушать никого – устали уши.

Были лишь образы – размытые, вытянутые, короткие, кто-то более чувствительный к магии. Не сговариваясь Лирлин и Леви действовали.

Поймала взгляд, поймала ладонь, просто напоминание после прикосновения к ней губ – только посмей вселить желание, демоны исполнят.

Никогда не научится колдовать, как тифлинги.

Встанет позади, вновь. Соус мордочку вытянет, но вопли чужие быстро заставят спрятаться.

Раунд 1

Барбазу1: 500

Барбазу2: 500

Барбазу3: 500

Юань-Ти: 450-52=398

Маг1: 280-52=190-155*Мог*-58*Аля*

Маг2:190-52=138-85=53

Воин1: 350-108*Илларион*=242-198 -65 * Аля *Каури* *Оглушён*

Воин2: 350

Лучник1: 300-54=246*Илларион*

Лучник2: 300-54=246*Илларион*

Раунд 1

Все три барбазу разом напали на Иллариона, заставив его не то, что забыть о поддерживающих заклинаниях, но уйти в полную защиту (-170). Воин атаковал Каури (17), лучники выстрелили в Лирлин, попав в плечо (-108). Юань-ти оказался рядом с Риссой и оставил на ее теле несколько болезненных порезов (-61), а оставшийся в живых маг воспользовался заклинанием оглушения (Аля оглушена на два раунда).

Бой.

Раунд 2.

Ошиблась. Она ошиблась и эта ошибка дорого стоила отряду. Со стороны могло показаться, что Рисса беспомощно и завороженно смотрит, как на ее мужа и подругу сыпется град ударов, но только со стороны. Хорошо знавшие ее (те же Илларион с Лирлин) поняли бы, что волшебницу просто напросто захлестнул взрыв эмоций, под напором которого она просто потерялась. Долгая секунда ушла на обуздание себя и преобразование боли и ярости в чистейшую ненависть, а потом по арене метнулся крик Риссы, по громкости и силе почти равный беснующимся зрителям. Удар магии не уступал по силе крику, Рисса наглядно показала, почему не стоит причинять боль тем, кто ей дорог, обрушив на головы покусившихся метеоритный ливень. Свои раны в пылу битвы она практически не заметила.

ХП Риссы: 143-61=82

Барбазу1: 500

Барбазу2: 500

Барбазу3: 500

Юань-Ти: 450-52=398+52=450-72=378

Маг2:190-52=138-85=53-72=0

Воин2: 350-146=204

Лучник1: 300-54=246-146=100

Лучник2: 300-54=246-146=100

Бой.

Раунд 2.

Хп: 114-108=6

Много мудрости было отдано на оттачивание пения стрелы – почет тем, кто пал от нее, не должны чувствовать себя оскорбленными. Нет ощущения предательства – улыбайтесь, сэры и леди сэр.

Улыбайтесь… Недостойный вопль боль, но она не воин. Не убийца даже, посредственность по жизни. Не слышно было жалобного хруста кости, но ощутила до кончиков пальцев – вместо руки теперь будущий обед для демонов. И не поймешь, где алая ткань сливается с алыми струйками – впору залюбоваться, но влажные дорожки проводят вечные следы у глаз. Слабостью одарили ее щедро…

Не сразу заметила, что свобода подарила Соусу новые страхи – выскользнул и убежища как только дала слабину. Множество криков, ног и темнота, колдунья не отпустила далеко, хотя глаза давно видели лишь богатую палитру цвета огня.

Видели, сколь беззащитна упавшая. Могли заметить, что медлила, укрывая котенка.

Могли знать, что безразличие стирает границы страха.

Барбазу1: 500

Барбазу2: 500

Барбазу3: 500

Юань-Ти: 450-52=398+52=450-72=378-55=323

Воин2: 350-146=204-55=149

Лучник1: 300-54=246-146=100-55=45

Лучник2: 300-54=246-146=100-55=45

Слышишь? Перед ушами что-то свистит. Не стрекозы ли это? Не мухи жалкие? Может, птичка маленькая, но стремительная, хитрая? Слышишь? Кричат они, но позади хрип глухой – смотрят в спину тифлинга, как иголками кожу вместо ткани белой.

Нитки есть разноцветные, а выбрали одну. Красная, как небо над головой. Как кожа воинов. Как нектар жизненный кувшина хрупкого из кожи нежной.

Видишь? Заклинание сорвётся, развеиваясь дымком, и едок запах серы – на кои мечтать быть чернокнижником, когда совладать с могуществом не могут, хоть стремятся, словно странники в пустыне к миражу коварному.

- Лирлин-Лин-Лир?

Ответят или промолчат?

Не ценят тишину тут, не ценят, а красками алыми любуются изо дня в день. Прохрипит, задохнётся от кома в горле, упадёт, но сделать что? Закричать? Заговорить? Завоет, сгримасничает, обнимет руками тело обмякшее, и поднять попробует осторожно.

Не лежи, не лежи, не лежи на месте! Увидят слабину. Потешаться. Посмеют желать! Сильная Лирлин-Лин-Лир. Не засыпай... глаза не закрывай! И сам Бродяга не заметит Соуса, - вечно требующего чего-то, - кои коготками ткань чёрную хватает и не понимает отчего воет хозяин, а огненная голова так небрежно бросила его.

Раунд 2

Поднялась массивные прутья решётки, что для многих были вратами в посмертную жизнь, последним барьером между до и после. До и после, именно так оно и было. Противный скрежет, словно ржавый тесак по душе, резал уши, даже несмотря на то что был почти не слышен за криками и воплями на неизвестном языке, так встречали, нет, не бойцов. Так встречали новую кровь и сражения. Он не мог разобрать слов, но был уверен в их значении. То были крики ругательства, подгонки, и... что-то специфическое, наверное, проклятья. Протрубил огромный рог, собою почти заслоняя остальные звуки и навстречу отряду двинулась... Волна. Иных слов описать это не было, когда плечо к плечу идут дьявол и смертный. Интересным было, что двигало ими? Что заставляло идти на ринг на радость публике нечестивой, наверное, тоже что и им. Убей или будь убитым, простое правило которым следуют все, в особенности здесь. Смотреть и запоминать, увидеть всё своими глазами, чтобы боль уроком послужила. Рука крепче сожмёт оружия рукоять и щит удержит крепче, прежде чем сделать шаг впереди всех.

Уста слова молитвы прошепчут, отчаяние и радость, любовь и гнев, сгорят в омуте огней. И боль уйдет, оставит сердце слабость, придет свобода, от страстей оставив лишь одно простое желание. Чистое сияние солнце окружит его золотыми лентами, обовьют его и примут вид доспеха из чистого света. Сложно мечтать о мире, потому что видя все эти смерти, он уже начал привыкать думать что это никогда не кончится. Стоило начать думать иначе, то сразу размяк бы, а какое право он имел быть слабым? Такого права у него нет, что ещё ему оставалось? Он не хотел этого, не хотел этой крови, может быть, правильней действительно было остановиться? В действительности, так и было, он не мог остановиться. Не мог сдаться и опустить щит, может, это и было неправильно, может быть именно это имел ввиду Бродяга, но иначе, он не мог. Может, был он прав, ловушкой это было с самого начала, а значит, тот кто послал их будет наблюдать, может это будет своеобразный проверкой.

Плевать, не важно, путь будет, он найдёт, он обязан найти. И пускай враги всё увидят, увидят что он готов, увидят магию горящую сиянием солнце которого не видела эта земля, увидят что он стремится к сражению, боятся, или испугаются, не важно, если да то хорошо. это даст им преимущество. Стоять стойка, до последней капли крови. Звучит странно, и гнев ощущался странно, все эти битвы и кровопролития заставляют задуматься, а способен ли ты еще на что-нибудь, кроме как убивать и шить. Быть больше чем инструментом божественной воли, и не его ли долг нести облегчение в души и тела? Вместо этого он стал вестником, того с чем привык сражаться. Боли и страданий, ведущего на них тех кто ему доверился, от которого они же и отвернулись. Самому себе начинал казаться он чудовищем.

Он хотел одного, прекратить это вызволить их, без кровопролития, верил, что если они будут вести себя достойно, желая лишь одного - своды и мира, у них всё получится. Что им удастся убедить магов в чистоте своих помыслов, изменить здесь всё, и что они тогда будут непобедимы, что у них всё получится. Но что это дало? Ничего. Правила устанавливала нападающая сторона, и выбор у него был один: либо сражаться, либо сдаться... Ради этой одной благородной быть может цели и помочь всем? Остальным? Остановить Глэнмора... Но...

Самонадеянность, глупая. Он вдруг тогда почувствовал себя беспомощным и бесчувственным глупцом. глупцом. Кто он? Простой странник, целитель, и только. Воин и лидер совсем иное. Только потому, что у него есть дар, он вообразил, что может справиться. Да только что он может? Если даже те кому он верил от него отворачиваются, считая что он их предал. И правда, верят в это. Какой беспримерной глупостью было думать, что все получится! Илларион настолько устал, что ему было трудно собраться с мыслями. Он уже не помнил, когда в последний раз думал о чём-то другом. Что его желания, а что продиктованы долгом и кровью? Всё сплеталось так тесно, и этим вопросом он задавался не раз. Что есть его долг, а какие желания его? Без долга себя он не мыслил раньше, отчаяние, бывало, захватывало его. Но в нём же он находил поддержку. Он был инструментом, которого мало что волновало, и не было желаний иных.

Сейчас же он понял, он просто хочет, чтобы всё это закончилось побыстрее, чтобы остаться с Риссой и жить с ней подальше от всяких битв, приключений, и прочего. Дни и ночи проведённые с ней были истинным счастьем, и другого счастья ему не нужно. Наверное, она была единственной, кто был рад просто тому, что он есть... А где за стеной этой тюрьмы, у них была дочка, и у них будут ещё дети. Обязательно будут. Они обязаны вернуться домой, в дом которого у них ещё нет. Но обязательно будет. Это то, чего он хочет. Он, только он. Если не хотят его слушать, пускай. Он будет сражаться ради этого и своего долга. И он ненавидит, ненавидит убивать, сложно поверить в это, но простой воин, солдат, ненавидит убивать больше чем кто-либо иной. Просто верил, надеялся, что когда он убьет всех, кто хочет убить его, то сможет отложить меч. Богам известно, что больше всех ненавидит убивать тот, кто вынужден это делать. Только этому все равно никто не поверит!

И сердце не останется пустым, в нём есть любовь и знание того что нужно сделать и ради чего. Уверенность в этом твёрдая как никогда ранее. Гнев, ярость, ненависть то что раньше он старался подавлять, он больше не сдерживал, и незнакомые чувства зашевелились в глубине души. Они пробудился к жизни и в поисках выхода начал подниматься вверх. Нараставшая в нем ярость разбудила дремавшую в нём таинственную силу, и сила эта побежала прямо ему в жилы, прямо в закипающую кровь. До этой минуты ему казалось, что он хозяин своих душевных порывов.

Он чувствовал себя беспомощным наблюдателем, которого захватила и потащила за собой стихия. Происходящее одновременно и пугало, и завораживало. Он и желал этого, и словно подвергался насилию. Гнев, внушавший ужас ему самому , мучительно рвался из груди. Потом на сердце снизошло волшебное, чарующее чувство освобождения, и гнев выплеснулся наружу. Он из последних сил попытался подчинить себе охватившую его ярость. Он не заметил как сжимал на груди святой символ, который вновь вернули ему, видно потехи ради, это было большой ошибкой, для них же, если случится непоправимое. Но сейчас перед ним стояли ни дьяволы, но враги. И волна энергии с беззвучным грохотом обрушилась на них. Неся раны врагам, и облегчение ранам, своих же он не ощутил, чувства сами подхватили его и несли тело в нужном направлении, но долго он так не смог бы. Но очередной удар прошёл сквозь него, на секунду он исчез отправив усилием воли себя в эфирный план скинув материальную оболочку, и тут же вернулся на место, туманным силуэтом эфира, готовый вновь сразится с врагами.

Остальные не медлили тоже. Каури ловко ушла от ударов, и переключалась на противника иного, в то время как топоры Мога как и прежде несли смерть каждым своим движением неся смерть. А полурослик был ему немалой подмогой, лишь Аля к сожалению никак не могла помочь потеряв ориентацию.

Массовое исцеление +118 Илларион, Каури, Рисса, Лирлин.

Илларион - Эфирный скачок 50% уклонения.

Барбазу1: 500

Барбазу2: 500

Барбазу3: 500

Юань-Ти: 450-52=398+52=450-72=378-55=323-127*Мог* 72*Каури*=124

Воин2: 350-146=204-55=149

Лучник1: 300-54=246-146=100-55=45-90

Лучник2: 300-54=246-146=100-55=45