Forgotten Realms: The Prison

Раскалённый и слегка покореженный от удара парнач безвольным грузом дымился повиснув на кисти клирика который другой рукой укрывал глаза перед которыми сейчас бегали лишь цветные круги. Рука уже было готово выронить оружие или швырнуть в сторону говорящего, если бы он не знал что это будет бесполезно. Но голос заставил его обернуться и всё же уронить его. Зрение возвращалось медленно и неохотно, перед глазами была лишь пелена с тухнущими узорами, письменами? Рунами? Или чем? Но другим, внутренним взором он видел и её и рану и её причину. Нет, нет, нет. Только не снова! Только не опять! Сердце сделало рывок и замерло. А затем вновь погнала кровь по венам с бешеной силой, дав телу сначала погрузиться в холод а затем в жар. Он подскочил мгновенно подхватывая и не давая её упасть, а затем медленно уложил её голову себе на колени.

-Держись! -Не иначе как приказал он ей. -Слышишь? Не смей! -Следом должны были посыпаться угрозы, которые ждали бы её душу после смерти. Впрочем, учесть служителей Ловиатор ждала лишь одна, но этого и не было в его мыслях. Ну, уж нет! Хватит смертей. Два пальца легли на лоб волшебницы, унимая боль. А рука потянулась к рукояти кинжала. Тяжело было лечить, когда ничего не видишь. Аккуратное резкое движение, и откроется кровотечение. Лечащие чары нужно успеть прочитать моментально. Но правильней всего заранее, начиная залечивать ещё пока нож в теле, и вслед его ходу обратно медленно заживлять ткани. Одна рука легка на лезвие так, чтобы оно было меж пальцев, под которыми стал пульсировать свет, а другая рука крепко сжала рукоять, медленно вытягивая её наружу.

В нем тоже была частичка света, - она протянула руку, опустив веки на мертвые глаза. И встала на ноги. - Не разочаровывай своего учителя, Лирлин. И Бродягу тоже. Он тянулся к твоему свету. Не позволяй ему угаснуть в твоей душе.

Чуда не произошло, и в дом могут не стучаться дети, желающие на праздник равноденствия угощений – и кто сказал, что это интересно только осенью? Жить без сладкого – не жить, так, существовать. Прогнившее дерево и ветер гуляет. А в пустых окнах – ни капли понимания сказанных слов. Искажается разводами и написанными чьей-то, а может быть и собственной, рукой.

Знай, о чем говоришь. Спрашивай больше и слушай, пока два пальца будут упираться тебе в лоб, прожёвывать и заставлять глотать. Знаешь, какие были учителя? И в Тэе были, но недолго. Контрабандные знания. А в Калимшане не верили – просто не хотели стараться. Учителя ужесточают сердца, милая, а ты не знала этого?

Усмешка прячется, за рыжими кудрями можно много отыскать. Зеленые, бежевые и синие перья. Бусинки, на каждой из которых высечено имя. Дважды, по обе стороны – Джерон. Нитки? Да так, тоже затерялись. Ослепнуть – пожалуйста. Не получить ответов – как хотите. Мы и не спросим.

- Хватит игр, - решает огненная голова. – Хватит кукл, возьми себе неиспорченных, и в ком не будет сострадания. Возьми оживленных, ведь тебе не нужно созидание. Возьми преданных идее, а не золоту и свободе. Хватит игр.

Одна рука легка на лезвие так, чтобы оно было меж пальцев, под которыми стал пульсировать свет, а другая рука крепко сжала рукоять, медленно вытягивая её наружу.

- Не торопись, - вторая рука Иллариона мягко снимается с клинка, вдох за вдохом, Лирлин настраивается на его движения. Богиня завещает помогать тому, кому ещё можно помочь. Даже если… это все только отговорки для себя. В прошлый раз они оказались слишком далеко.

-Держись! -Не иначе как приказал он ей. -Слышишь? Не смей! -Следом должны были посыпаться угрозы, которые ждали бы её душу после смерти. Впрочем, учесть служителей Ловиатор ждала лишь одна, но этого и не было в его мыслях. Ну, уж нет! Хватит смертей. Два пальца легли на лоб волшебницы, унимая боль. А рука потянулась к рукояти кинжала. Тяжело было лечить, когда ничего не видишь. Аккуратное резкое движение, и откроется кровотечение. Лечащие чары нужно успеть прочитать моментально. Но правильней всего заранее, начиная залечивать ещё пока нож в теле, и вслед его ходу обратно медленно заживлять ткани. Одна рука легка на лезвие так, чтобы оно было меж пальцев, под которыми стал пульсировать свет, а другая рука крепко сжала рукоять, медленно вытягивая её наружу.

Болевые спазмы перехватывали дыхание, волшебница силилась сказать что-то еще, но истерзанное боем тело подвело Риссу, ее хватило лишь на короткий стон, прежде чем тьма беспамятства забрала ее сознание в неведомые дали. "Не надо было делать тот шаг", - такова была последняя осознанная мысль волшебницы.

Болевые спазмы перехватывали дыхание, волшебница силилась сказать что-то еще, но истерзанное боем тело подвело Риссу, ее хватило лишь на короткий стон, прежде чем тьма беспамятства забрала ее сознание в неведомые дали. "Не надо было делать тот шаг", - такова была последняя осознанная мысль волшебницы.

- Не смей спать! - раздраженно прошипела колдунья, прикасаясь свободной рукой ко лбу волшебницы малым очищением разума. Но, не слишком рассчитывая вложенную силу, заклинание оказалось щелчком по мысленной ряби чего-то там в голове у женщины, заставляя ее вернуться в болезненную реальность.

- Не торопись, - вторая рука Иллариона мягко снимается с клинка, вдох за вдохом, Лирлин настраивается на его движения. Богиня завещает помогать тому, кому ещё можно помочь. Даже если… это все только отговорки для себя. В прошлый раз они оказались слишком далеко.

Клирк согласно кивнул и наложил обе руки, на раны усилив приток позитивной энергии и распределяя его по телу а не только на рану. Это должно было помочь. Странным образом сейчас он заметил, что это место каким-то незримом образом придаёт сил. Или грань отделяющего его от источника сил стала тоньше? Здесь? Но разум волшебницы всё равно плыл. На тот короткий миг ему казалось, что он делает что-то хоть чуточку правильное, чуточку, что была необходима. Но... Нет. Если бы не тьма он ослеп бы. И все кто был там. А Рисса? Кривой клинок совести щедро полоснул по сердцу. И ком горечи подступил к горлу. Он не хотел этого. Никто не хотел. Всё время получалось так. Почему? Почему у него всегда так? Нет, он зря принял это бремя. Зря дал людям довериться ему. И довериться Леви. Скольких он подвёл сегодня? Всех. И одна из них сейчас лежала перед ним. На душе не скребли кошки. Так игрались разъярённые львы и тигры располосовывая её на части. Клинок медленно вышел из плоти, и та затягивалась следом.

Что, что он может?.. Что может исправить или сделать?

- Не смей спать! - раздраженно прошипела колдунья, прикасаясь свободной рукой ко лбу волшебницы малым очищением разума. Но, не слишком рассчитывая силу, заклинание оказалось щелчком по мысленной ряби чего-то там в голове у женщины, заставляя ее вернуться в болезненную реальность.

Он отрицательно махнул рукой ласково положив руку на лоб наложил заклинание сна.

-Она ослабла, ей нужен отдых.

Кинжал, упавший на землю, неожиданно едва заметно задрожал. Кровь волшебницы, капля за каплей, впиталась в раскалившуюся сталь. Клинок прожег на земле вокруг себя небольшой круг и выпустил на волю сильную магический волну. Прямо на глазах у присутствующих, смешанное с кровью Риссы и высвободившейся после уничтожения артефакта магией, родилось совершенно новое магическое оружие - которое теперь будет подчиняться только своей хозяйке.

Лезвие Саккариссы. Усиливает пробивающую способность магии на +2. Дает +10 ХП и позволяет один раз за бой пожертвовать определенным количеством здоровья, чтобы "вернуть" заклинание. Количество зависит от круга. Может использовать только Рисса.

Он отрицательно махнул рукой ласково положив руку на лоб наложил заклинание сна.

-Она ослабла, ей нужен отдых.

Рыжая не стала ничего говорить, бросив изучающий взгляд на кинжал, а потому и не проявляя ни малейшего желания его касаться руками. Слишком уж он подходил под ее перчатки, и крови владелицы уже вкусил. Такой артефакт потребовал бы новую плату, коснись его другой человек – кровь живого существа, и не столь важно, чью. Риссе повезло, клинок больше голоден не был.

Мудрые посоветовали бы красавице вина и ночь любви, но подобные советы вызвали тошнотворную волну в горле. Она резко поднялась и отстранилась подальше от них, рискуя продолжать уничтожать вокруг хрупкое равновесие. Иглы.. иглы никуда не делись, и больно жалили но только себя.

Клирик удивлённо посмотрел на развернувшиеся зрелище и тут же зачерпнул силы для заклинания не зная чего ожидать. Но... Чудно. Тем временем чародейка поднялась и зашагала прочь, но он догнал её.

-Постой. Мне жаль, и слова соболезнования ничего не изменят и не снимут боль, но... -Он повернулся к сумке и вынул оттуда что уже давно испуганно там скреблось там и наверно уже надумывало сходить там в туалет в отместку. Может быть маленькое пушистое напоминание помогло бы больше чем слова. К тому же, пожалуй котёнок к ней привык и хозяин оставил бы его с ней.

- Хм, не каждый раз такое увидишь, да? - раздался голос Алмерика. - Этот артефакт довольно сильный, волшебнице стоит его ценить. Плату она заплатила достойную. О ней же можете не волноваться. Здесь вы находитесь в моих владениях и в крайнем случае я могу вмешаться. Смерть вам здесь фактически не грозит.

- И еще... С такими "приобретениями" лучше ограничиться, - добавил Алмерик, когда Илларион достал котенка. - Обычные предметы и даже артефакты - это одно, но живое существо - совершенно другое. Подобное требует определенной платы с моей стороны

Он замолчал, а остальные разошлись по своим делам. Это был тяжелый день. Это была тяжелая неделя. Многие нуждались во сне.

И когда он настал, то неизвестно, получили ли они желанный отдых или нет.

Это ночью творилось что-то странное. Сны - самые разные - проникли в сознание каждого, кто закрыл глаза. Образы, символы, звуки, фигуры. В головах у спящих все перемешалось, стало хаотичным. За эту ночь они увидели множество снов - и те, которые дарили им счастье, и самые настоящие кошмары. Но все эти сны так или иначе были связаны с ними, с их личностью, с их характером, с их воспоминаниями. Все, кроме одного.

На высоком троне сидела фигура, а позади нее стояли другие - в плащах, и лился очень яркий, приятный солнечный свет.

Этот свет излучал невероятную силу и энергию. Энергия эта мощнейшим потоком вливалась в человека на троне. Он ее чувствовал, чувствовал, что способен буквально на все. Что никакой враг ему не страшен, и каждый, кто встанет у него на пути, пожалеет о своем выборе. Он чувствовал, что в его силах стирать с лица земли целые города и создавать новые. Что он может достичь невероятного могущества и использовать его так, как посчитает нужным.

А еще все, кто видел сон, поняли, что этот человек - это они.

Это они сидели на троне. Это на них лился потрясающий свет. Это их союзники и друзья стояли позади них, поддерживая, а их враги - лежали впереди, поверженные, у их ног. Каждый увидел в этом возможность, ощутил на себе, что с такой силой способен воплотить в жизнь любую свою мечту. Что способен на все.

А потом сон исчез. И больше не появлялся.

Полуэльфийка присела рядом с хином и положила его голову себе на колени.

- Просыпайся, пора! - ласково сказала девушка, погладив полурослика по голове. - Хочешь водички?

Это последнее, что он слышал там, выходя из паралича стараниями Каури. А, здесь, он очнулся от полузабытья на девичьих коленях. Лохматая голова в некоторых местах с обгоревшими вихрами мирно покоилась на таком знакомом теле полуэльфийки. Над ним нависла миловидная мордашка с большими глазами, а маленькая нежная ладонь пыталась пригладить торчащий от сажи волос.

Было так хорошо и спокойно и никуда не хотелось уходить. Наверное, так его жалела мама, когда он был совсем крошечным. Плут посмотрел на свою добровольную сиделку и улыбнулся:

- Мы опять в алмериковском раю похоже. Ты сама-то в порядке?

Плут посмотрел на свою добровольную сиделку и улыбнулся:

- Мы опять в алмериковском раю похоже. Ты сама-то в порядке?

- В порядке, - ответила Аля. - Бродяга... - на глаза навернулись слезы. - Бродяга погиб, и Рисса была серьезно ранена, но ей уже помогли.

Девушка отвернулась и принялась тереть глаза, размазывая сажу по лицу.

Девушка отвернулась и принялась тереть глаза, размазывая сажу по лицу.

- Не плачь, - он подскочил и поднялся на ноги. Приблизился вплотную. Сейчас, с сидящей на земле эльфийкой халфлинг был почти одного роста. Он положил руку на светлые кудряшки Али и успокаивающе погладил. - Да, - Гош с безысходностью вздохнул. - Жалко его. Но мы должны двигаться дальше и ещё крепче держаться друг за друга. Чтобы больше никого не потерять.

Гош опустил ладонь на подрагивающие плечи девушки и обнял, прижавшись своей головой к её виску.

- А Риссу Илларион вылечит. Главное, что она жива.

Гош опустил ладонь на подрагивающие плечи девушки и обнял, прижавшись своей головой к её виску.

- А Риссу Илларион вылечит. Главное, что она жива.

- Жива... - эхом отозвалась полуэльфийка. - Гош, я не хочу, чтобы кто-нибудь погибал. Я хочу, чтобы все мы вернулись домой, к своим близким, и жили потом долго и счастливо. Но, наверное, так не бывает...

- Жива... - эхом отозвалась полуэльфийка. - Гош, я не хочу, чтобы кто-нибудь погибал. Я хочу, чтобы все мы вернулись домой, к своим близким, и жили потом долго и счастливо. Но, наверное, так не бывает...

- Не всё зависит от нас, Аля, - он продолжал держать её в объятьях и гладить по спутанным волосам. - Но мы должны надеяться и верить. Иначе, нельзя. Бродяга тоже надеялся, мечтал, что когда-то будет жить в стране свободных тифлингов. Что у него будет любовь и счастье. Лучше верить в хорошее. И если уж погибнуть, то с надеждой, чем со страхом, - он немного отстранился и посмотрел ей в глаза. - Ты такая грязная. Надо искупаться, - сказал Гош, встряхивая головой, с которой посыпалась сажа.

-Постой. Мне жаль, и слова соболезнования ничего не изменят и не снимут боль, но... -Он повернулся к сумке и вынул оттуда что уже давно испуганно там скреблось там и наверно уже надумывало сходить там в туалет в отместку. Может быть маленькое пушистое напоминание помогло бы больше чем слова. К тому же, пожалуй котёнок к ней привык и хозяин оставил бы его с ней.

- …но воину будет неудобно махать оружием, в другой руке держа котенка, которая должна быть свободна для благословления, - закончила за Иллариона Лирлин. Девушка не торопила Соуса, давая вновь ознакомится со своим запахом и попросится на руки, так как больше не будет гребешка, которую можно будет укусить. И запаха того, что из множества осколков создавал постоянно новый мир и новых людей.

Маленький Соус. Глупый Соус. За неокрепшими лапками можно привить желание часто быть на ком-то. Кто накормит и защитит. Людям бы так, чтобы и их губы так мягко касались лба, как у маленького Соуса.

Лучше верить в хорошее. И если уж погибнуть, то с надеждой, чем со страхом, - он немного отстранился и посмотрел ей в глаза. - Ты такая грязная. Надо искупаться, - сказал Гош, встряхивая головой, с которой посыпалась сажа.

- Да, ты прав, надо верить в хорошее, - вздохнула Аля и заставила себя улыбнуться. - И вымыться тоже надо.

Девушка завертела головой в поисках сестры, но та куда-то подевалась.

- А где здесь пруд?

- А где здесь пруд?

- Я там к северу, на одном из островов нору полурослика нашёл. Может уехал куда, а может, Алмерик надумал специально. Там рядом есть небольшое озеро с водопадом. Если хочешь, вернее если влезешь в нору, приглашаю тебя в гости. А если не влезешь, то будем во дворе сидеть. Но сначала искупаемся. Ты, потом я. Идёт?

Слова больно укололи в сердце, тем более что она была права, сегодня скорбный день, но путь на этом не кончался, можно было хотеть забыться, бросить всё, но нужно было идти дальше. А там где льётся кровь, и сталью песню свою поют мечи, маленькому котёнку действительно было не место. Некоторые вещи просто такие, какие они есть. А человека нельзя утешить человека, если реальность не дает для этого никаких оснований. Тем более ему, тому, на чьей совести была его гибель. И тому, кто едва ли не сам всё время придавался скорби. Может и другие при его виде испытывали подобное чувство? Ему было жаль её, для неё он был не просто соратником, но и товарищем и другом. Тут не было слов. И что сделал бы сам Бродяга на его месте?..

-Я подумал, что ему с тобой будет лучше. И тебе с ним. -Он опустил взгляд. -Прости. Страданиями счастья не вернуть, ни его ни себе. Он жил, старался жить счастливо, веселился даже в трудные моменты и любил боль. Вряд ли бы он хотел скорби и боли для себя и кого-то.

Я подумал, что ему с тобой будет лучше. И тебе с ним. -Он опустил взгляд. -Прости. Страданиями счастья не вернуть, ни его ни себе. Он жил, старался жить счастливо, веселился даже в трудные моменты и любил боль. Вряд ли бы он хотел скорби и боли для себя и кого-то.

Говорила ли это беззаботная рыжая? Вспахивающая с одного яркого цветка на другой бабочка, пьющая сладкий нектар из чужой чаши. Она шептала такие холодные пустые слова? Озабоченная только благополучием маленького шелкового пушистика. Когда-нибудь он ещё отомстит за подобные мысли. А пока спи, постарайся поспать крепко, маленький Соус. Не хочешь? Ещё немножко, маленький, скоро будет уют и покой. Ты запутаешься в множестве теплых тканей и уснешь. Пусть остальные говорят слова утешения, которые как дождевые капли только прибивают лист к земле.

Им нужна поддержка больше, чем наделенной слабым даром, который проводит новые русла для рек крови. Присоединяет потоки реки жизни. Кефир любишь, пушистик?

- Для многих это может быть путешествие в одну сторону. У каждого что-то осталось по ту сторону тюрьмы, когда ждут. Дождутся? Только тебе, как ответственному, придется пройти весь этот путь до конца и свечи могут таять быстрее твоей. Все не удержишь, и не должен. Ты должен закончить ритуал, чтобы тебе было проще проститься и пережить. С огнем, ты должен спалить свою вину. Должен, Илларион! – упрямо мотнула головой, желая расплавить ее на горне кузнеца. – Перестань выматывать себя, голова от этого ноет. Не поможет. И удар не примешь каждый. У тебя нет другого задания, как пройти до самого конца. Даже если ты, - Рисса все ещё лежала на траве, заметно здоровее, – останешься совсем один. И виноваты будут не марионетки, а те, кто ими управляет.

- Я там к северу, на одном из островов нору полурослика нашёл. Может уехал куда, а может, Алмерик надумал специально. Там рядом есть небольшое озеро с водопадом. Если хочешь, вернее если влезешь в нору, приглашаю тебя в гости. А если не влезешь, то будем во дворе сидеть. Но сначала искупаемся. Ты, потом я. Идёт?

- Хорошо! - На этот раз улыбка получилась недоддельно искренной. - Озеро, это здорово. Идем!

Илларион отрицательно мотнул головой. Гнев и боль в её словах жгли кожу и душу. Одной его скорби и сочувствия, даже искреннего было мало. Он мог бы использовать магию, та сняла бы боль, но она как вино, не решает проблем. Как ложка мёда, одна две - вкусно, но от банки тошно. Но что она предлагала? Он отвёл взгляд.

-Ты права, обоим нужно прийти в себя. Но стоят ли жертвы пламя мести и гнева? Это дорога по костям, что заберёт нас, иного они не желают... Одной жертвы здесь достаточно. И больше им быть я не позволю.

Ты права, обоим нужно прийти в себя. Но стоят ли жертвы пламя мести и гнева? Это дорога по костям, что заберёт нас, иного они не желают... Одной жертвы здесь достаточно. И больше им быть я не позволю.

- Тебя не будут спрашивать, и бумаг на разрешение не подадут, клирик, - она улыбнулась, но не брызгами радуги как могла бы огневолосая, а с сочувствием, как к ребенку, которого не научили плакать. - Твоя помощь и забота нужны Риссе, иди. Ей лучше не просыпаться в одиночестве. - Это был.. приказ? Новые потоки слез заледенели, не добравшись до потускневших поцелуев солнца. Обойдя Иллариона, рыжая скрылась в доме, бережно придерживая любопытствующе принюхивающегося котенка.

х на 1-2 часа

- Хорошо! - На этот раз улыбка получилась неподдельно искренной. - Озеро, это здорово. Идем!

Спустя некоторое время они подходили к новому жилищу халфлинга, которое он нашёл прошлый раз. Гош прикинул рост гостьи к высоте потолков норы и удовлетворённо улыбнулся. Аля вполне могла войти, правда немного согнувшись. Он сбегал в дом и притащил пару больших полотенец, большой кусок мыла и мочалку.

- Вот, - подал он предметы Алаяйе. - Пойдём.

Они спустились с пригорка и обнаружили поблизости небольшое озерцо, накрытое каменной нишей.

- Мойся, потом я, - сказал Гош и отправился обратно в дом за чистой одеждой.

Опять этот рай! Мог уже стал ненавидеть его. Он, со злости, пнул какой-то камень, и уселся под дерево, хмуро смотря в даль.